Книга Головы с плеч, страница 88 – Зои Хана Микута

И она нашла противоречие в этой фантазии насчет смерти в когтях чудовища – она знала, что не сдалась бы без боя. Знала, что не подчинилась бы страху, как марионетка, – она хотела жить, жить, жить. Возможно, она даже победила бы.

Она перевернулась на другой бок под их общим одеялом и возненавидела себя еще сильнее.

А голова Икки, лежавшей без сна рядом с ней, была наполнена похожими мыслями с похожими острыми краями, и отвращение к себе текло у нее по жилам, как чернила. Пачкало ее кровь, пачкало ее магию – что, возможно, было к лучшему, потому что она множество раз пыталась нащупать темные пятна в своих легких, чтобы заставить эти пятна лопнуть, чтобы они разъедали легкие, грызли ее тело, хотя бы немного… Но у нее ничего не получалось. Она находила в себе лишь это чувство, отвратительный ужас, который разбудил ее в ту ночь, помог ей найти тайник в полной темноте и раскопать его, но теперь она боялась не Святых – а боялась ли она их на самом деле когда-нибудь? Сейчас она постоянно представляла себе, как толпа Святых вламывается в шалаш, как она испытывает страх смерти… Однако не будем повторяться, дорогой читатель, ты уже знаешь, о чем она думала дальше…

Они были настолько сильно поглощены ненавистью к себе, что им было некогда ненавидеть друг друга. А может быть, думали они глухой ночью, лежа в полной тишине, себя ненавидеть намного проще, чем друг друга. Потому что – как они двое могли друг друга ненавидеть?

Они любили друг друга больше всего на свете.

Несмотря на это, они попытались бежать втайне друг от друга.

Несмотря на это, они собирались бросить друг друга.

Можно было обвинять во всем Страну Чудес; кстати, опечаленный рассказчик искренне считает, что нашим дорогим героиням следовало винить в происшедшем Лес. Можно было обвинять Святых, человека или животное, которое украло недостающие головы, а можно было даже обвинить Текку. Но это не помогало. Ничто не помогало, когда они ощущали присутствие этой ненависти, подобной живому, дышащему существу, лежавшему рядом с ними по ночам, когда они тщетно пытались уснуть.

Однажды ночью Кэресел перевернулась на бок. Ей мешала веточка или еще какая-то дрянь, и с той ночи она больше не поворачивалась лицом к Икке. А Икка не спала, ее кожа в темноте была белой, как лунный свет, маленькие черные глаза блеснули, когда она на миг встретила взгляд Каро, и они одновременно сделали вдох. Ветер шевелил кроны деревьев, шуршали сосновые иголки. В этом шуршании слышался упрек.

Кэресел положила руку на талию Икки.

– Не надо, – произнесла Икка, но она говорила сама с собой; несмотря на это, Каро хотела убрать руку, и следующее «не надо» заставило ее вздрогнуть, потому что эти слова предназначались для нее, и тогда Икка придвинулась к ней и обняла ее.

Объятия были неуклюжими, неумелыми, как будто они впервые встретились; и они отодвинулись друг от друга, чувствуя, как мысль обретает форму. Это неправильно. Но они задавили эту мысль прежде, чем она успела укрепиться в сознании, снова обнялись, прижались друг к другу. Пальцы Каро гладили спину Икки, пальцы Икки перебирали волосы Каро, потом спустились ниже, они знали, что делать, чтобы заставить Каро задыхаться, и – трепет куда-то исчез, и они одновременно оттолкнули друг друга.