Книга Ночь упырей, страница 179 – Анастасия Андрианова

Так же как и в Сонных Топях, над площадью поднималось здание торгового центра, явно старое, построенное несколько десятилетий назад: эту нелепую архитектуру, сочетающую невероятное нагромождение бетона и окон, ни с чем не спутаешь. Но здесь не было ни рекламных баннеров, ни вывесок со скидками, ни киноафиш. Здание мрачно взирало на площадь погасшими окнами, из крыши расходились сплетения труб и проводов, а от бетона будто раздавалась вибрация, сливающаяся с густым смрадным воздухом в постоянный дребезжащий гул.

Смородник понял, что, если он постоит здесь ещё дольше, видения скоро сведут его с ума. Его мозг и без того пульсировал от боли, которая начиналась где-то в затылке, переходила на виски, вкручиваясь штопорами с обеих сторон, и сосредотачивалась во лбу, как вбитый внутрь рог грёбаного единорога. Смородник внутренним чутьём ощущал, что он истончается. Размывается в этой серой мгле, растворяется, как порошковый кофе в стакане. Ещё немного – и его голова просто взорвётся. А может, вспыхнет сердце, не выдержав напор скулящей от боли искры.

Он сделал шаг. Затем ещё.

Ломающиеся под ногами стёкла через пару шагов превратились в разлагающиеся тела. Сотни, тысячи людей лежали друг на друге. Сваленные, как забитый скот. И у каждого из них было знакомое лицо.

Мама. Отец. Мануш. Сам Мирча.

Соседи, родственники, старейшина.

Дивник, Мятлик, Клён. Их лица были не тронуты тленом, а мёртвые глаза смотрели с укоризной. С ветром над площадью пролетел шёпот:

– Смородник, Смородник, за что ты нас убил? С-смородник-к, п-предатель-ль, беш-шеный пёс-с-с…

Смородник побежал. Ноги проваливались в мягкую плоть, но он, до скрежета стиснув зубы, уговаривал себя: это всё видение, это морок, это не по-настоящему… чувствуешь? Под подошвами на самом деле твёрдая почва. Не разлагающаяся плоть. Иначе ты бы и шагу не ступил. Так? Споткнулся бы и упал. Но ты можешь бежать.

Тел становилось всё больше, и, чтобы двигаться дальше, ему приходилось ступать прямо по ним. По рукам. По шеям. И по лицам. Огромный тяжёлый ботинок полностью закрыл лицо мёртвого маленького Мирчи с белёсыми личинками мух, копошащимися у глаз и в уголках рта. Следующий шаг – Смородник прерывисто втянул воздух сквозь зубы – пришёлся по маме.

Он сглотнул колючий ком в горле. Мама…

Упасть бы на колени, прижаться лбом к её груди, хватать за руки и умолять простить его. Простить глупого мальчишку, который сбежал в тот день и не был с ними в самый страшный момент. Прятался, пока их терзали когти и пасти тварей, что страшнее любых зверей. Он должен был быть там. Должен был разделить их страх, их боль. Их смерть. Погибнуть с ними и быть сейчас вместе.

Но его оторвало, как часть тела отрывает взрывом. Отделило от семьи, выбросило в жизнь, измотав, растерзав не тело, а душу. Шрамы на спине давно зажили, но шрамы на сердце выпустили из него всю кровь и оставили в груди сухой сморщенный комок, способный только отсчитывать время, которое ему отмерили Свет или Покровители.

Вот бы быть сейчас с ними. Воссоединиться. Снова услышать их голоса. Сказать всё, что не успел.

«Мам, конечно, неси свой суп с крошками».

Смородник хотел бы стиснуть зубами кулак, прокусить себе кожу, лишь бы сдержать рвущиеся судорожные рыдания. Но на руках были перчатки, а лицо закрывала маска с пластиковым экраном. Даже нельзя вытереть глаза.