Книга Отсутствие жизни, страница 247 – Анастасия Андрианова

Но что-то мешало. Словно кость застряла в горле и не позволяла говорить грубо и жестоко. Будто он правда хотел казаться для неё лучше. И если прислушаться к себе, то отталкивать её совсем не хотелось. Смородник отвернулся, с тоской рассматривая своё жилище. И шишку. Долбаную шишку на столешнице.

– Не хотел, – неохотно признался он. – Так вышло.

Ему показалось, что Мавна облегчённо выдохнула.

– Ты можешь мне всё рассказать. А я сделаю вывод. Только говори честно, пожалуйста. Я приняла факт о том, что мой жених – упырь. Приму и ошибку своего друга. Если только ты будешь честным. А я же знаю, что ты не из тех, кто увиливает и лжёт.

Смороднику не нравилась готовность, с которой она принимала его откровения. Он ещё не рассказал ничего, только признался в ужасной ошибке, но на Мавну, казалось, это не произвело должного впечатления.

Одна половина его души понимала: кабачки, булки, попытки дружить – лишь свидетельство того, что Мавна выдумала себе идеальный образ старшего друга-чародея, но этот образ, увы, имеет мало общего с реальностью. И если он не оттолкнёт её сейчас, если не покажет, насколько настоящий Смородник далёк от того, которого она себе придумала, то дальше будет только хуже и больнее. Для обоих.

Но другая половина тянулась к ней, как к свету. Будто она и была тем самым священным огнём, которому следовало молиться – который укажет путь, согреет, осветит и не обожжёт. Что было в его жизни до нелепого происшествия с велосипедом и разлитой лапшой? Самобичевания, беспросветный мрак в мыслях, тяжесть в груди – и ни конца этому, ни края.

Смородник украдкой посмотрел на Мавну. И с недовольством отметил, что слишком привык к её неуклюжей заботе, к её сладкому запаху, к вопросам и действиям, ставящим в тупик. Да, Темень раздери, он привык видеть её рядом. И если она исчезнет, то его жизнь вновь обернётся тоскливым мраком.

Но что, если его мрак затянет и её тоже?

Ей не место здесь. Не место рядом с ним. И чем раньше она это поймёт, тем будет лучше для неё.

Смородник встал со стула и отвернулся к окну. Не видеть этот пушистый и розовый, чтоб его, свитер. Не видеть пышные локоны волос. Не видеть веснушки на пухлых щеках и глаза – огромные, блестящие, карие с золотистыми бликами… А у него ведь тоже карие глаза, но настолько тёмные, что почти всегда кажутся чёрными. И пустые. Холодные. Непроницаемые. Говорящие: «Не трогай меня, и я не трону тебя». А у неё, ну надо же, пряный чай и чуть разбелённый молоком кофе. Тыквенный, чтоб его, латте с гвоздикой.

– Всё хорошо? – растерянно прозвучало за его спиной.

«Хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Отличный повод всё разрушить – я ведь так обычно и поступаю, знаешь?» – хотелось ответить, сцедив в голос столько яда, сколько нашлось бы в его прокопчённой крови.

– Я себя не оправдываю, – произнёс он, опустив голову. – И ты не должна искать мне оправданий. Это произошло полгода назад. Мы с отрядом прорабатывали вызов в центре Топей. Офисная высотка, такая новая, вся из стекла. Наверняка знаешь. Там девушки, похожие на твою подругу, ходят в белых брюках и берут кофе навынос и контейнеры с овощными салатами. – Смородник хмыкнул и прислушался, не оборачиваясь. Мавна сидела тихо. Наверняка сложила свои маленькие ручки на коленках. Или подпирала мягкие щёки кулаками. – Упыри были на подземной парковке. Целая стая. При строительстве пренебрегли всеми предостережениями и пробили слишком глубоко, в самую гнилую сердцевину топей. Приборы жутко фонили, и Матушка заранее предупреждала мэра, что строиться там – не лучшая идея, но её никто не послушал. Наш отряд – вернее, отряд Боярышника – всегда считался одним из самых сильных. Двенадцать мужчин в возрасте от двадцати пяти до сорока трёх, злые и безбашенные. Даже беспринципные. Готовые рвать упырей зубами и руками. Преданные Матушке до гроба. Каждого из нас она подняла с самых низов, вытащила из грязи и крови и создала заново – воспитала себе цепных псов, готовых ползать за ней по земле и беспрекословно кидаться на любого, на кого она покажет пальцем. Потому она и отправила туда нас.