Книга Кровавая дань, страница 22 – Вела Рот

Магия Дэва ответила ему ревом. Эта вспышка силы раскрыла правду. Он был целью ее клинка, но не ее гнева.

Он схватил магию, которую вызвала ее боль, и его Воля к жизни подчинила возрожденную силу его команде. Он погрузил свою терамантию¹² глубоко в ее мысли.

Ее воспоминания вспыхнули в его сознании, как удары молнии, накладывающиеся на настоящее. Лица ее родителей. Окровавленный нож. Затем свет огня, сверкающий на лезвии в ее руке.

Она вздрогнула, ее мысли отшатнулись от его присутствия в ее разуме. Ее цель сместилась на дюйм.

Кинжал вонзился ему в грудь. За веками вспыхнул свет — и магия выскользнула из пальцев, рассыпавшись осколками.

Агония пронзила его вены. Он не мог видеть или слышать. Не мог дышать.

Богиня, пусть боль прекратится.

Нет. Нет, я не готов умирать.

Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем его взгляд прояснился. Он все еще видел балдахин кровати Норы над собой. Ее сердце билось рядом. А в его груди его собственное сердце продолжало бороться.

Он уставился на кинжал, торчащий из его груди. Он узнал золотую рукоять, усыпанную топазами. Он видел это в воспоминаниях брата — последние мгновения Рахима, когда жизнь покидала его. Именно это оружие заставило Рахима отступить в Ортрос, лишив его способности исцеляться, едва позволяя сделать шаг. К тому времени, когда он добрался домой, было уже слишком поздно.

Смерть уже отсчитывала Дэву последние минуты. Если бы он только сумел исцелить разум Норы раньше. Он пытался всю ночь, отчаянно стараясь вновь овладеть своей силой. Почему его дар исцеления разума решил прийти к ней на помощь именно в час его смерти?

Дэв не переживет эту ночь. Но еще было время, чтобы его и смерть Рахима что-то значили. Дэв все еще мог спасти Нору.

Она съежилась у изножья кровати, и только пелена ее волос скрывала лицо. Полоса крови пропитала ее рукав.

— Кинжал должен был защитить меня от твоей магии.

Он с трудом втянул воздух в легкие.

— Он бы защитил, если бы я был магом разума. Но я — целитель разума.

Пока он говорил, он осторожно углублял свою магию. Она схватилась за голову. Она даже не знала, что была ранена. Ее мучитель лишил ее силы выбирать исцеление. Дэв вернет ей ее Волю.

— Нора, посмотри на меня.

Она подняла голову, ее глаза широко раскрыты.

— Что ты со мной делаешь?

— Я исцелю травму в твоем разуме, которая исказила твои воспоминания, чтобы ты поняла, что на самом деле произошло в ночь, когда умерли твои родители.

— Почему я должна верить хоть чему-то, что ты говоришь?

Ее реальность менялась на ее глазах. Какие доказательства он мог ей представить, когда она не знала, кому верить? Сквозь боль ему пришли слова великого Гесперина, чем он сам, и он передал Норе мудрость королевы Сотейры.

— ‘Сомнение — не предательство истины. Это единственный способ доказать ее себе. Еретик — это тот, кто ставит под вопрос все.’

— Я не еретичка!

— Загляни в свои воспоминания и скажи мне, если это не так.

Шрамы в ее сознании искажали магию Дэва, придавая ей уродливые формы. Ее муки стали его собственными. Он не успевал исцелить все до своей смерти. Целая жизнь жестокости не могла быть исправлена за одну ночь. Но он мог указать ей путь к исцелению.

— Больно? — спросил он.

— Н-нет, — выдохнула она.

На его лице появилась улыбка.

— Как чувствуешь себя, когда я так близко?