Книга Медвежий край, страница 44 – Дарья Кузнецова

Гым тырэгъюленн’ыркын вэтгавык лыгъоравэтльамэл. —

«Я хочу научиться говорить по-чукотски»

(чукотск.)

– Этот шаман тоже умер от ботулизма? – уточнила Антонина почти сразу, потому что из переговоров не поняла ни слова, а любопытство терзало.

– Не совсем, – отозвался Сидор. – Виритэ итык, умер добровольной смертью. У чукчей есть такой обычай. Смерть от болезни – нехорошая смерть, а от нападения злых духов – тем более, вот он и выбрал.

– Невероятно, – вздохнула Антонина. – Как можно вот так?..

– Жизнь тяжёлая. – Мужчина пожал плечами. Он тоже не одобрял подобного решения проблем, но чужие обычаи – есть чужие обычаи. – У них так принято.

– Не у них одних… – заговорила Антонина, вознамерившись напомнить про тяготы крестьянского быта, но осеклась и не стала: не ей, выросшей в уюте и благополучии городской квартиры, судить и сравнивать. – Да, вы правы, это их дело. Не удалось узнать, кто ещё был в гостях вместе с Кунлелю?

– Его об этом не спрашивали, – ответил Березин и замолк, пытаясь подобрать слова для знакомства девушки с ещё одним распространённым местным обычаем. Да и понять, нужно ли вообще посвящать её в подробности?

Антонине же пока было не до вопросов, она переживала впечатления от знакомства со стойбищем. Лица чукчей уже не казались настолько чуждыми, как месяц назад, всё же в городе были и они, и немногочисленные потомки смешанных браков. Коренное население предпочитало кочевать, но находились и чудаки, которым больше по душе пришёлся образ жизни чужаков, так что они осели в Ново-Мариинске на разных работах. Кое-кто даже выучился грамоте, но таких было всего двое или трое.

А вот детали быта кочевников с непривычки впечатляли. Их неумытость, чумазые дети, вьющиеся вокруг собаки, обилие пролитой на недавнем обряде крови, запах которой висел в воздухе, лоскутные засаленные шатры, отродясь не стиранная одежда. Привыкшая к чистоте и порядку, больше того, давно заучившая наизусть и глубоко впитавшая правила асептики и антисептики Бересклет глядела на всё это почти с ужасом и отчаянно хотела попроситься сегодня в баню к Дарье Митрофановне: пусть она ничего не касалась на стойбище, всё равно ощущала, что подцепила там какую-то страшную заразу.

Но с другой стороны, и это Антонина признавала с некоторым удивлением, если отринуть привычку к чистоте и протест против этакого грубого её попрания, стойбище выглядело… естественно. И само оно, и его жители, и весь быт – всё это казалось обыденной частью окрестной равнины, словно вспархивающие из низкорослого леса куропатки или снующие среди древесных стволиков мелкие звери. Именно яранги и нарты со своими хозяевами смотрелись здесь правильно. Хуже вписывались тёмные деревянные дома горожан. Привычные классические строения были этому месту чужды, как чуждо смотрелся бы на Дворцовой площади чукотский шатёр.

Слишком сосредоточенная на учёбе, а после – на практике, Бересклет мало что успела узнать за пределами своей профессии. Она получила хорошее гимназическое образование, поэтому и историю знала, и географию, и литературу разных народов, но всё это мало тронуло душу. Она читала про чужие приключения, но никогда не грезила о них сама и уж точно не думала, что придётся ехать на другой конец империи и сталкиваться с чем-то настолько непривычным, поэтому сейчас терялась и не могла понять, что именно чувствует и как относится к местным жителям.