Книга Дуэт с герцогом сирен, страница 209 – Элис Кова

«Спой для меня, – просит мое сердце. – Спой в последний раз».

«Спой для меня», – эхом вторит он, как и много месяцев назад.

И я не могу отказать.

Я возвышаю голос вместе с ним. Он протягивает руки, и я, слегка дрожа, их сжимаю. Мы проплываем над собравшимися сиренами и выбираемся наружу сквозь отверстие в потолке, скрытое среди светящихся отзвуков. Остальные следуют за нами; я скорее ощущаю, чем слышу, как они присоединяются к нашей песне. Но для меня имеет значение лишь голос этого мужчины.

Держась за руки, мы с помощью его хвоста поднимаемся вверх. Он смотрит мне в глаза, столь же твердо, как и всегда, будто одним взглядом говорит: «Не бойся».

«Я боюсь», – хочу я ему признаться. Но боюсь не за себя, а за него. Боюсь того, что случится после моего ухода из этого мира.

Мы проплываем по большой коралловой трубе, органично вырастающей вверх прямо из замка. Из трубы торчит большая незаконченная арка, похожая на отрезанную часть моста; над водой подобная конструкция давно бы уже рухнула. Впрочем, сейчас я вижу только одно: длинную доску, которая тянется к самой Бездне.

Мое последнее плавание.

Мужчина с печальными глазами, все так же не выпуская мою руку, провожает меня до самого конца. Остальные сирены вслед за нами вылетают в открытое море, будто летучие мыши в сумерках из пещеры, чтобы стать свидетелями жертвоприношения, но не расплываются в стороны и не приближаются. Зависнув в толще воды, они наблюдают за происходящим издалека. Лишь Хор из четырех сирен занимает место возле разрушенной арки, посередине между нами и остальными присутствующими.

Песня становится медленнее, голоса постепенно стихают. Остается лишь он один – и смолкает, как только отпускает мои руки.

«Не уходи, – хочется ему сказать. – Не оставляй меня».

Он так много дал мне, и все же я до самого конца желала большего. Внезапно начинают возвращаться воспоминания, смутные и мимолетные, будто отблески фонаря на корпусе судна: мы смотрим друг другу в глаза, целуемся под покровом тьмы, засыпаем в объятиях друг друга, сгораем от страсти, и я, воплощение древней магии, чувствую себя более живой, чем простая женщина из плоти и крови.

Вокруг не слышно ни звука. Море кажется неестественно тихим, как будто оно в ожидании затаило дыхание.

– Ильрит, – шепчу я.

Он шире раскрывает глаза, понимая, что я его знаю, помню. Я вновь хватаю его за руки, дрожа, словно плотина, которая воздвигнута в моем сознании и тщетно пытается отсечь воспоминания.

– Ильрит, – повторяю более уверенно. – Я…

– Восходит луна! – громко пропевает Вентрис.

В ответ раздается рев, грозящий расколоть море надвое.

Дно сотрясается, вокруг вздымаются волны, закручиваясь в водоворот, наполненный красной гнилью и смертью. Узоры на коже уплотняются, чернила начинают дрожать, как будто собираются разорвать меня на куски. Тысячи песен, наложенных друг на друга, диссонируют с тысячами криков, доносящихся откуда-то снизу. Я слышу и то, и другое, все прерывистые, полные ужаса слова – песни зависящих от меня сирен, крики ждущих внизу душ.

Я цепляюсь за Ильрита, за мужчину, о котором почти ничего не помню, и все же знаю всей душой, но уже слишком поздно. Все рушится.

– Виктория, – шепчет он мое имя, как будто клянется: все, что случилось между нами – мелькающее в проблесках воспоминаний и то, о чем я вообще не помню, – было настоящим.