Книга Ворон, который меня пленил, страница 38 – Екатерина Началова

Он резко вскинул голову, обнажив висок. Сквозь кожу просвечивали набухшие вены. Вызов. Мольба. Признание поражения.

Инстинкт заставил тело двигаться прежде мысли — Рейтор рванулся вперед.

Тишина снова повисла тяжелым пологом. Где-то в скале заскрежетала порода, будто сама гора содрогнулась от того, что сейчас произойдет.

Уже падая во тьму Наяр усмехался.

«Смелее, Рей. Вот он путь всеведущего, которого ты так желал. Добро пожаловать в Совет. Каждый из нас рано или поздно делает это с тем, кто был близок».

«Был»!

Слово резануло остро, сильно. Рейтор мгновенно отстранился.

«Или тебе это не по силам? Разве тому я учил тебя? Вступая на путь, иди и не ерзай».

Перед глазами всплыли образы: отец, покорно склонивший голову; отец, послушно выполняющий приказы; отец без воли, без сопротивления. Сжав зубы так, что заболела челюсть, Рейтор отступил еще на шаг, позволяя отцу выскользнуть из его тени.

— Я иду, — глухо проговорил он. — И не отступлю. А ты что сделаешь без коррекции? Попробуешь остановить? Убить? Сдашь меня Совету? Драконам? Или просто будешь молиться, чтобы я передумал?

Наяр не отвечал. Рейтор видел бисеринки пота на его лбу, уже зная, что победил.

— С тобой или без тебя я это сделаю.

Подождав несколько секунд, и не дождавшись ответа, Рейтор отвернулся, готовясь улететь. Говорить больше было не о чем.

— Стой, — услышал он вслед усталый выдох. Оглянувшись, увидел, как отец опустился на стул и сморщился, потирая переносицу. — Стой. Хорошо. Давай… обсудим.

Ахнув, в камине с новой силой затанцевали язычки огня.

Письмо Рейтора пролежало под подушкой до утра. Положила я его туда не потому, что оно мне так дорого, а потому, что до ночи писала ответ. Утром, когда я нащупала листок под подушкой, бумага показалась мне горячей.

«А мое письмо такое же горячее? — вдруг взбрело в голову. — Или…»

Понимая абсурдность предположения, я все равно без конца трогала свой ответ, и так же без конца сомневалась. Бумага сначала была холодной, затем нагрелась. Скорее всего от того, что я так много ее трогала. Когда я прилетела на работу и достала письмо из-за пазухи, оно было уже ледяным. Я к этому моменту совершенно запуталась.

Письмо Рейтора я перечитывала раз пятьдесят, не меньше.

Он хорошо придумал, я не могла не признать. И в рабочих рамках удержался, и дал понять, что интересна, и торопить события не стал, и дал время обдумать… Много «и».

Разумеется, я все равно не собиралась его поощрять. Хотела отказать — аккуратно, остроумно, изящно. Чтобы он понял, что я взрослая, остроумная и изящная. Что у него нет шансов. И что я вовсе не собираюсь поддаваться на провокации. Кем бы он ни был — не собираюсь!

Над ответом я размышляла долго, с удовольствием. Он не должен был быть слишком длинным, не больше двух строчек. Не слишком жестким, не слишком игривым, не слишком равнодушным… Много «не слишком». Сладко было выписывать свои ответы, воображать на каждый реакцию Рейтора, хихикать, писать еще, а потом воображать снова.

Ответное письмо Рейтору я писала уже дома, при свече, выбирая из нескольких десятков вариантов. Сортировала я их тщательнее, чем письма. Отбросила слишком резкие, слишком игривые, никакие… Остановилась на одном.

Пленница, которая сбежала, по определению не твоя. Ищи другую, разбойник.