Книга Ворон, который меня пленил, страница 40 – Екатерина Началова

— Чушь, — резко отметил он. — Зачем все это, Касия? Тебя не выгоняли из дома. Живи спокойно.

Он в очередной раз оглядел полки стеллажей, будто пытаясь прочесть ответы в них. На меня старался смотреть как можно меньше.

Самые сложные атаки — невидимые. Я стиснула зубы.

— Чтобы не сидеть сложа руки… Я говорила, что хочу чем-то заниматься.

— Ты сидишь здесь.

— Я не о том сидении… Я не хочу просто ждать. Мне нужно что-то делать!

«Нужно что-то делать» — я говорила уже десятки раз. Он не понимал, или не желал понимать, или понимал, но не желал принимать.

Отец помолчал. Он еще раз посмотрел по сторонам, в процессе проскальзывая взглядом по мне как можно быстрее. Я стояла перед ним. Сцепив пальцы, чтобы не развалились руки, глядела на стол, где лежала раскрытая инструкция. Одно из правил бюро — никаких личных разговоров в рабочее время. Хорошее правило… Казалось, не одна я жду, когда беседа закончится; что отцу тоже обременительно, неловко, и не о чем разговаривать.

— Ясно, — отец чуть смягчил тон. — Прилетай, когда… Мать хочет тебя видеть.

— Конечно, — я кивнула, продолжая неотрывно глядеть на инструкцию.

Как только отец вышел, я, наконец, смогла сесть. На несколько минут я просто застыла, уставившись на стол. На нем был уже мой порядок, не Ладин. Книга учета под правой рукой, инструкция под левой, еще шесть отправлений посередине, несколько карандашей, мои черновики и заметки. Возможно, отец прав — все чушь. Возможно, стоит признать, что работать приемщицей не по статусу, повиниться перед Анием, вернуться к родителям, слушать, как меня называют долгосидкой, начинать летать на встречи в клубах, где можно встретить приемлемого вдовца, или холостяка, или такого же долгосида… Надо лишь присмотреться, может зря я так…

Рейтор появился совсем не вовремя. Мне не хотелось ни улыбаться, ни говорить, ни смотреть кому-то в глаза, ни писем. Коротко поздоровавшись, я замолчала, оформляя вестнику полагающиеся по очереди посылки. Натужно скрипел только грифель, оставляя на листах слово за словом. Рейтор заговорил первым:

— Не желать дожидаться, а желать делать — и делать — достойно. Я бы не стал стыдиться своих решений на вашем месте, миса Касия.

Я споткнулась на адресе, чувствуя, как мужчина смотрит на меня.

— Вы слышали?

— Да, извините, я прилетел раньше. Снаружи были слышны голоса. Я дождался, когда вы закончите.

— Ясно, — уронила я совсем как отец. Попыталась дальше записывать адрес в книгу, только карандаш не держался в пальцах. Я покрутила его, пытаясь сосредоточиться. Но перед глазами стоял отец, который с большей охотой смотрел на стену, чем на меня.

— Он сказал, что все чушь, — расстроенно произнесла вслух. Сама не знаю почему. Явно не Рейтору было жаловаться, но он появился, первым заговорил, и из меня — вырвалось.

— Не считаю, что ваш отец прав, — без раздумий произнес Рейтор. — Делать, что можешь, по мере отпущенных сил — не чушь. Ничего не делать и ждать, что все наладится само — вот что можно назвать чушью.

Его слова грохотали, категорично перевешивали отцовские и будто вытягивали меня выше из стиснутых кулаков, зажатых плеч и осуждающего гула голосов. Я подняла ресницы. Рейтор выглядел серьезным.

— Поэтому лорд работает вестником? Чтобы что-то делать?

— Поэтому лорд начал работать вестником. И до сих пор делает то, что ему по силам.