Книга Ворон, который меня пленил, страница 87 – Екатерина Началова

Мужчины согласно качнули головами.

— Жаловалась, было дело.

— Да уж, — забурчал Гнор, который выражал эмоции по-своему, — то живот заболит, то голова, то настроения нет, то вот, буря, и все разом пропало. На погоду что ли? Никакого с вами спасу. Мой желудок ржавые пруты переваривает! А у вас каждый месяц крутит. Месяц за месяцем, как колесо. Тыг-тыг-тыг, тыг-тыг-тыг! Да где это видано: женщина — работает?

— Времена пошли не те, да… — поддержали его.

Фыркнув, Гнор отмахнулся, не вступая в диалог.

— Как сегодня-то самочувствие?

Я заполняла книгу, не веря ушам. Гнор? Справляется обо мне?

— Спасибо, все хорошо, — осторожно отозвалась я, стараясь не спугнуть неожиданную заботу. — Хорошо себя чувствую.

— Славно как! А то без тебя, — Урут выглянул из-за Гнора, напряженно покосился на Ания и все же сказал, — скучно. Даже посмотреть некуда.

Я аж подняла глаза, напряженно пытаясь понять, куда именно смотрит Урут, но тот предусмотрительно уставился на стойку, потирая ее пальцем.

— На работу смотреть попробуй, — мрачно отозвался за меня Аний. — Миса в бюро не для смотрин сидит. Тут она не женщина.

— А кто?! — Не выдержав, Урут оторвал глаза от стойки и внимательно оглядел меня, особенно оглядывая область ниже шеи.

Я возмущенно прикрылась рукой.

— Она — рабочий элемент, как и ты, — ответил Аний. — Неприкосновенный.

— А-а… — успокоился Урут. — Вот я на элементы и смотрю… Рабочие.

— Я те сейчас покажу элементы рабочие!

— Да не надо мне твоих! Своих полны штаны… А я тоже неприкосновенный?

— Еще какой. Кому ты нужен?! — не выдержал Гнор. Вестники дружно загоготали.

Я слушала незлобивую утреннюю перебранку, а по телу почему-то разливалось тёплое, уютное чувство принадлежности. Оно напоминало тепло очага… Я вдруг поняла, что бюро приняло меня, меня выбрали, вестники, показавшиеся злыми и неприветливыми, приняли. Я на своем месте, я нужна, никто меня не гонит, наоборот, хотят, чтобы осталась… Как будто я наконец-то нашла свой дом после долгих скитаний. Простенький и небогатый, но мой.

А ведь был еще и целый Рейтор, с которым мы два дня назад, забыв обо всем, целовались в подсобке. Рейтор, который прилетел ко мне домой, как-то угадав, что я заболела. Как он угадал? Откуда узнал, где я живу? Вчера у меня не было сил даже подумать об этом — как уснула в полдень, так проспала до утра. Но сегодня вопросы всплывали на глади дня как поплавки.

Все ответы, какие я придумывала, были приятными. Как-то выведал — неравнодушен. Прилетел — совсем неравнодушен. Неравнодушие вдвойне!

— Вот, улыбается, — сварливо прокомментировал Гнор, — чего улыбается — непонятно. Так-то раздражает немного, но глазам вроде приятно. Ты, бэр Аний, когда улыбался в последний раз? Или не понимаешь, о чем я? Когда губы к ушам подтягивал, спрашиваю?

Гнор не интересовался авторитетами, тыкал совершенно всем. А тем, кому не мог — с теми даже не разговаривал.

— Когда тебя орел на лету прихватил, — совершенно серьезно отозвался Аний.

— Это лет пятнадцать лет назад было!

— То-то и оно. Никакой радости в жизни.

Рейтор прилетел, по своей традиции, позже всех. Как только он вошел в бюро, Аний, вдруг засуетился, засобирался и улетел, оставив полуразобранной половицу на полу. Едва за ним захлопнулась дверь, Рейтор тяжело зыркнул на меня и не помедлил ни на миг: одним движением нахально перемахнул через стойку, наклонился — я так и не успела встать — и без предисловий втянул меня в умопомрачительный нежно-страстный поцелуй. Как будто не было страшной боли, ужасной ночи, когда я думала, что умру, не было вчерашнего бессильного утра с лекарями и следующего пустого дня. Как будто мы только что вылетели из подсобки, пыльные, чихающие и счастливые.