Книга И тут я увидела чудовище, страница 119 – Екатерина Началова

— Не кричи, — знакомо морщится нос. — Не люблю шум. Успокойся, прелесть, не возись.

Шепот на ухо отчетлив. От мужской груди в пронизывающем звоне сада, отчетливо жжется льдом. Безуспешно пытаясь освободиться, я с ужасом слушаю.

— Смысл сопротивляться? Тебе не победить. Я тоже умею доставлять удовольствие, и, поверь, хочу доставить его тебе... Зацеловать, заласкать... Оставить себе навечно, растворить в цветах... Обещаю, я буду нежен. С тобой — только нежен. Ты уже знаешь, что надо расслабиться и позволить мне делать тебе хорошо.

Мотаю головой. Не-Ингренс укоризненно улыбается.

— ...а если не расслабиться, будет больно. Подумай. Я не буду так жесток как он. Он хочет для тебя жизни, но это ошибка. Наша жизнь длинна и полна страданий, а я не хочу, чтобы ты страдала. Ты так много чувствуешь... Единственный не подразумевает других. Собственно, мы не можем тебя отдать кому-то, и не отдадим никогда. Я говорил ему, убеждал... Зачем обрекать тебя на вечные страдания, когда их можно прекратить? Зачем на них же обрекать себя, тех, кто будет отвечать за то, что я не получил? Согласна? Я рвал их, думая о тебе, но они — плохая замена. Если убиваешь того, кто тебе безразличен, удовольствия мало. А когда безразличия нет, приходит удовольствие... Желания шепчут мне, что ты будешь рада смерти от моих рук. Да? Да... Я подготовлю тебя, и ты будешь рада... Ты знаешь, что смерть от когтей может быть похожа на занятие любовью?

Его голос льется в меня без пауз, проникая и затапливая разум. Удерживая мои руки, Не-Ингренс наклоняется, жадно приникая к моей шее. Его бедра вжимаются между моих ног, недвусмысленно дразня, потираясь, будто танцуя. Губы прихватывают кожу жарко, пробуя на вкус языком и чуть покусывая зубами.

— ...конечно, не знаешь. Это такое же проникновение в тело, такой же интимный процесс. Можно насиловать, быть грубым, а можно быть ласковым. Много параллелей... Я умелый убийца, прелесть, я хочу заняться смертью с тобой и проводить тебя до конца, поймать последний выдох, последний взгляд. Хочу лишить тебя и этой невинности, сделать тебе хорошо. Хочу, чтобы это был я... С первой капли крови. Помнишь, та, твоя первая кровь на простынях? Уже после неё ты должна была принадлежать мне.

Страстный шепот звучит как признание в любви. Губы воздушно порхают по моей коже, легко касаясь шеи, век, щек, волос... Я уже еле отворачиваюсь, теряя силы.

«Хочу заняться смертью с тобой...»

Самое изощренное признание, которое только можно вообразить, кусочками льда вонзается мне в сердце, заставляя истекать притягательно-жутким желанием согласиться... И соединиться с ним навсегда в единственной возможности из всех невозможных. Дать ему то, что хочет он. Получить то, что он готов дать, и не упустить ни кусочка из жизни и грядущей смерти. Слышать только наши колокольчики в звоне всего кривого и неправильного...

Все неправильно...

Рука, жмущая на губы, соскальзывает.

— Уже не кричишь? Очень разумно...

Он наклоняется надо мной. Глаза лихорадочно блестят, источая открыто искрящее напряжение. Острый коготь проводит по моей шее, груди, останавливается на животе. Задержав дыхание, я распахиваю глаза и сразу зажмуриваюсь. В следующий миг моих губ касаются его губы — знакомо и незнакомо одновременно.