Книга И тут я увидела чудовище, страница 51 – Екатерина Началова

— Если я начну говорить о своих грехах, мы задержимся здесь на несколько дней, а вы начнете сбегать из замка до смотра.

— Выдайте хотя бы один... Маленький, — вырвалось у меня. Я поняла, что хочу знать о нем хотя бы чуть-чуть больше, чем все. Немного...

Неловкость, уверенно царствующая в комнате еще несколько минут назад, теперь сжалась, свернулась и забилась где-то в углу, рядом с отломанной щеколдой.

На белом лбу появились две отчетливые вертикальные линии.

— Хм-м... Даже не знаю, что сказать, — признался Ингренс через несколько секунд. — Не могу найти среди своих деяний хоть что-то соотносящееся по размерам с вашими перчатками. Все несколько крупнее. Вам нужно распороть все перчатки в городе, чтобы потягаться с тем, что я делал... утром.

Мне показалось, что его скулы порозовели. Я даже сощурилась, чтобы разглядеть. Точно, порозовели!

— Может, подойдет такое... — Ингренс несколько раз задумчиво качнул на бедре книгу, и это опять получилось у него волнующе. Бедро, движение бедра, складки штанов около бедра, мышцы, проявляющиеся под тканью... О чем я думаю?

Он тем временем говорил:

— ...Когда мы увиделись в первый раз у Зеленохвостых... Помните?

— Да... — я глотнула свежую порцию воздуха, вспоминая удар молнией.

— Тогда я видел вас не первый раз.

Моргнула, осознавая.

— Что-о-о?! — подпрыгнула вместе с тарелочкой. — Но когда это могло произойти? Я не помню ни одного случая, где была бы одновременно с вами...

Он остановил меня.

— Скажу, если вы уточните, про какие сказки о единственном упоминал ваш отец.

Быстро уставившись на кончики туфель, я замолчала, не зная, что ответить. Уточнять про сказки было совершенно невозможно. Скорее умру, чем скажу.

— Всё? Доедайте. На какой странице вы остановились? На первой? — Ингренс не стал ждать моего ответа, опуская взгляд в книгу. — Итак, «Слово о докторе»... Они шагали, и шагали, на все голоса распевая прощальную песню, а когда останавливались и замолкали, песню продолжали петь их сердца, пыль на дороге, лошади, ее подхватывал ветер. Встречные пропускали их, долго смотрели вслед с открытыми ртами и тоже пели эту песню. Так она разносилась на много шагов во все стороны, и никто не мог...

Пирожное таяло во рту. Ингренс читал мне вслух. Делал он это неторопливо, с выражением, выдерживая паузы так, будто для него совершенно естественно читать для меня. Ложка за ложкой ухватывая облачко десерта, я с круглыми глазами слушала и впитывала невероятное происходящее, совершенно забыв о том, с какими чувствами влетела в комнату еще полчаса назад.

В этот момент я осознала, что увидела его впервые сегодня. Не тогда у Хрисанфра, а сейчас.

Соловьи пели мне тоже сейчас.

Небольшая тюрьма располагалась в отдельной пристройке от королевского замка. Это было особое место, не предназначенное для грязного сброда — особые помещения для непростых. Здесь не водилось крыс, не текла крыша, не чувствовалось запаха экскрементов и не лежало соломы на полу. Камеры стояли чисты, ухоженны и даже белы. Только в одной из них сейчас находился узник.

Арсиний сидел прямо на полу, игнорируя заправленную лежанку. Крупные пальцы мужчины вцепились и тянули собственные волосы. Периодически он сжимал кулаки, волосы натягивались, и лорд кривился. Иногда он дотягивался до металлического зачарованного ошейника на шее, а после опять вцеплялся в волосы.