Книга Пшеничная вдова, страница 152 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Лязгнули доспехи, рыцари превратили свои спины в деревянные. А до вечера сир Раймонд побывает у него, подумал Реборн перед тем, как вновь обрушить кулак на молчаливую дверь.

– Если вы спите, то советую проснуться. Даже если для вас это слишком тяжело. Вам не скрыться за дверью. Я просто прикажу ее выломать.

Тишина на этот раз продолжалась недолго – тревожно засуетился засов внутри. Переливисто звякнув, сликшом громко для ржавых замков, он тут же замолк. Дверь скрипнула и отворилась. Король сделал шаг в искуственные сумерки башни, но его никто не встретил. Еле заметная фигурка метнулась в темноту дальней стены и затихла, Реборн успел углядеть только полы развивающегося по ветру платья.

Ведер дул промозгло, ласковым палачом обнажая слезы души. Здесь он был особенно холоден – попадая внутрь через арочное окно, он завихрялся и выл, словно потерянный волк. Места в башне было не много и почти все покрывалось то тенью, то полным сумраком. У дальней стены стоял покосившийся стол, пара таких же непрочных стульев и где-то в тени лежал матрас, скудно набитый соломой. На столе стоял поднос с нетронутой едой. Видимо, принесённой ещё вчера.

Реборн пытался разглядеть Исбэль, но та забилась куда-то под стену, отбрасывавшую большую тень, а глаза его к окружающему сумраку пока что не привыкли.

– Я не давал никаких указаний запирать вас в башню, и тем более запираться самой, – ответом послужила лишь пугливая тишина, – Если вы будете и дальше молчать, то отправитесь совсем в другую башню. Или в подземелье. Там нет таких прекрасных видов, уж поверьте, – Реборн распалялся, чувствуя, как слова вырываются из горла каплями раскалённой стали и не мог с ними совладать. Он сам позволил всему этому случиться, и это злило его еще больше, – Вы покинете эту башню вместе со мной. Сейчас!

Короткая тишина оказалась слишком короткой, чтобы дать королю раскрыться в своем гневе.

– Мне здесь хорошо… я тут посижу, – послышалось робкое из темноты.

На мгновение показалось, что заговорил призрак. Слова утонули в свисте прохладного ветра.

– Зачем вы заперлись в башне, да еще и выдали это за мой приказ? – менее уверенно спросил Реборн, стараясь сохранить прежний тон.

– Вы… вы же сказали, что запрете меня… тогда… в звездочётной.

– И вы решили меня опередить? – покачал головой Реборн, – Что за глупые спектакли? Отчаянье затмило ваш разум. Вы, королева Исбэль, явно из тех, кто принимает неверные решения в ненужное время. Выйдите на свет. Имейте смелось взглянуть мне в глаза.

Призрак в тени двинулся. Исбэль медленно выплыла из темноты, неуверенно передвигая ногами. Если бы на полу была хоть малейшая неровность, то, наверняка, она бы запнулась. Тоненькая, с болтающимся на ней когда-то прекрасным платьем, растрёпанная, похудевшая и заплаканная. На лице ее остались только два огромных малахитовых глаза, покрасневшие и опухшие от слез. В бледных худых пальцах девушка мяла большую салфетку, видимо, взятую с подноса. Она мяла салфетку и пальцы дрожали, то ли от страха, то ли от волнения.

– Простите меня, – тихо прошептала она. Голос ее не был робок, он был просто слаб, – Мой поступок недостоин… ничего не достоит. Я очень сожалею о нем… о всех своих поступках.

Реборн открыл было рот, но не смог вымолвить ни слова – раскаленная сталь его горла тут же потухла, запечатав все гневные слова, что еще минуту назад рвались наружу. За пять лун Исбэль так и не переоделась – прекрасное темно-зеленое платье смялось, ткань отерлась о грубый камень, волосы растрепались, под ногами то и дело хрустели мелкие нарциссы, в печали опавшие с густых огненных локонов.