Книга Пшеничная вдова, страница 172 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– Благодарю тебя, Дрей, – сказала Исбэль, не слыша собственного голоса.

Когда она вышла на свежий воздух под стук стали о сталь, и ее окутал морской ветер, то казалось, будто он заковал ее в глыбе льда. Исбэль испуганно оглянулась, словно из ветра мог выскочить подосланный убийца, и мышкой юркнула в черную густоту вороненой стали. Марта тут же оказалась рядом – мрачная, готовая к незавидной участи. Наверное, она решила, что не успеет королева дойти до своих покоев, ее уже выкинут из замка, или того хуже – высекут прилюдно, отпечатав на лбу клеймо позора в виде перечеркнутого полого круга. Но вместо гневных речей и сурового приказа, Исбэль вцепилась в ее руку – до боли. Королева держала руку шлюхи, словно хваталась за спасительный плот в море бушующей бури – свою последнюю надежду. Марта чувствовала ее дрожь, видела мертвенную бледность ее лица. Она еще не знала, что в эту самую секунду была назначена на должность поводыря – рассказчика о плотской любви. Исбэль жаждала знать все. Король должен был приходить в постель королевы каждую ночь, а наутро уходить довольным и счастливым. «Мы бережем то, что имеет для нас цену», – однажды сказал ей родной брат, Лорел. Исбэль решила стать самым ценным, что есть у Реборна.

Король вернулся уже через сорок лун – гораздо раньше, чем ожидала Исбэль. Она еще совсем не успела собраться с духом, поэтому храбро пряталась за неотложными делами где-то в замке и постоянно ускользала. Рассказы Марты окончательно ее доконали. Залитая багряным румянцем стыда, обдаваемая жаром молчаливого возмущения, Исбэль заставляла себя слушать ее бесстыжие речи, противоестественные отвратительности, и, о ужас, готовиться примерить эту рубаху на себе.

– Обычно ты раздвигаешь ноги и они делают все сами, – сказала она в первую их беседу, – Для начала этого хватит с лихвой.

Подбадривания служанки ее вовсе не успокаивали, иногда Исбэль казалось, что она впадает в панику. Находились тысяча причин, чтобы она не столкнулась с королем. То школы при храме срочно нуждались в личной проверке Исбэль, то неожиданная простуда, требующая строгого карантина. В конце концов Реборну это надоело, и он послал за Исбэль слугу, оповестив ее о том, что, хотя бы ради приличия всё-таки стоило поприветствовать мужа после долгой дороги. А с соплями, да простудным недомоганием он, так уж и быть, как-нибудь справится. Королева, конечно, вольна выбирать, как ей поступать, передал слуга, но лучше бы ее воля была на стороне долга. В конце концов, всю жизнь бегать у нее не получится – решила Исбэль. Бедные клирики при храмах уже, наверное, поседели от каждодневных проверок королевы, а простуда рано или поздно должна была окончиться. Которой, впрочем, у Исбэль не наблюдалось. Королевский лекарь Вернон, возвращенный на прежнее место королем, подтвердил заболевание королевы, а вот сир Хардрок опроверг, сказав, что болеть подобным образом – это не испытание судьбы, а талант. Исбэль предполагала, что Реборн склонен верить сиру Хардроку.

Подходя к дверям спальни, Исбэль пыталась не растерять остатки девичьей воли.

«Ничего страшного. Время позднее, пора укладываться спать. Не удивительно, что он ожидает меня именно там», – храбрилась она.

«Но зачем ты тогда нарядилась в свое лучшее платье, Исбэль?», – спросил ее беспощадный трезвый рассудок.