Книга Пшеничная вдова, страница 211 – Данила Скит, Сумеречная грёза

К счастью, на этом моменте Вердан Торелли остановился, не став приписывать конечности более обширные заслуги.

– Кто это? Фредерик? – удивленно спросил Реборн, когда мимо него пронесли мертвого гонца, его тучное тело невозможно было не узнать даже при сумерках ночи.

– Да, это он, – ответила Исбэль, спрятав лицо на груди Реборна.

– Что с ним случилось?

Королева ответила не сразу. Отстранившись от черных вороненых лат, она твердо произнесла:

– Его убил восьмой вздох.

– Есть свободные кварталы на севере Аоэстреда. Несколько весен назад там бушевала весенняя хворь. Она унесла тогда многих… тысячи, – Исбэль ластилась к Реборну, открыв налившиеся груди, и опыт подсказывал ему, что неспроста, – После там поселились инаркхи, и никто из них не умер. Лекари сказали, что он теперь чист. Сир Хардрок это подтвердил…

– И чего же ты опять от меня хочешь, женщина?

Бремя жены пробуждало в нем особенное внимание, и Реборн знал, что Исбэль это тоже знала и не стеснялась этим пользоваться. Но в последнее время она была не раз поймана за лизанием колонн в тронном зале, поэтому Реборн относился с настороженностью к ее просьбам и желаниям. Оправдательные рассказы о поисках кристаллов соли среди розового кварца, в целом, его не переубедили.

Исбэль отстранилась, обиженно запахнув полы сорочки:

– Твои солдаты грубы с Теллокстоскими женщинами. Поступают жалобы что они слишком приставучи, – ответила она и волосы ее пушились под натиском вечернего бриза. Реборн лежал на подушках в своем любимом вечернем костюме – совершенно нагой.

– Нрав южанок горяч, как и солнце, обжигающее их обнаженные плечи. Северяне не привыкли ни к тому, ни к другому. В жару хочется напиться. Но насколько я знаю, мои солдаты утоляют жажду в борделях.

– Нет, – нахмурилась Исбэль, – Не только в борделях. Все стало гораздо хуже. Армия слишком зачастила в дома терпимости. Девы ночи на это жалуются. Шлюхи!

– Северяне крепки в любви.

Это уж Исбэль знала не понаслышке.

– Девы ночи не справляются. Начали страдать не только общественные женщины. Я хочу, чтобы ты решил этот вопрос, – Исбэль сдвинула брови.

– И как же ты хочешь, чтобы я это сделал? Легче запретить им дышать, и того проку будет больше, – тяжко вздохнув, ответил Реборн, он уловил решительность в голосе жены. Заначит, сегодня точно не отстанет, понял Реборн.

– Я всегда была против борделей, но приходилось с ними мириться. Однажды в столице запретили алкоголь и люди стали травиться домашними настойками на грибах. Боги не создали из нас пьяниц, но мужчины все равно тянутся к бутылке. Боги обязали их тянуться к женщине, так что будет, если запретить им посещать дома терпимости?

– И все же есть в тебе капля мудрости, женщина.

Не в первый раз Исбэль пытается убедить его повлиять на своих солдат, и порядком подпортила ему нервы. Он бы ее выпорол, но опасался, что ей это понравится. Реборн протянул руки, увлекая на себя картинно обиженную Исбэль.

– Не куксись, котенок, – Исбэль смотрела глазами большими и жалостливыми, а Реборн корил себя за мягкость собственного сердца. Отец-таки оказался прав: со временем Исбэль все чаще ломала его волю и все чаще он исполнял ее желания. Он иногда задавал себе вопрос, каким был бы Теллостос, не делай он этого. Наверное, нужно было быть строже, но зачастую Реборн не находил в себе силы сказать жене «нет».