Книга Пшеничная вдова, страница 73 – Данила Скит, Сумеречная грёза

На мгновение Реборна посетило раздражение, в последнее время приходившее к нему довольно часто. Если королева того хочет – пусть едет на этом коне. А когда устанет и выбьется из сил, хорошенько подумает над своими решениями.

– Как пожелаете, – неожиданно согласился Реборн, удивив Исбэль. Выглядел он как всегда страшно и она была готова поклясться, что он затолкает ее в карету, – Но я не стану останавливать обоз по несколько раз на дню, чтобы королева отдохнула. Если устанете, вам придется ехать в телеге.

– Хорошо, – не менее быстро согласилась Исбэль, – Я всегда так делаю.

«Должно быть, она шутит, – подумал Реборн, – Надумала насмехаться надо мной? Какое немощное имя у этого коня».

Среди восторженной суматохи послышался отчаянный лай Герды, порывавшейся выскочить вперед. Лютый нахмурился, недовольный резкими звуками над его спящим ухом.

– Герда, сидеть! – прикрикнул на нее Реборн, сука села и мгновенно затихла, послушав своего хозяина. Из глотки ее вырывалось лишь приглушенное, сдержанное рычание, – Эй! Что там?!

Стражники оттесняли девочку в желтом платье и белом чепце. Через ее плечо наискось была перекинута сумка из коричневой кожи.

– Это же Ида! – засияла Исбэль, – Она всегда меня провожает.

– Пропустить, – приказал Реборн.

Девочка резво побежала к Исбэль и кинулась в ее объятья.

– Ида! И мне возьми! – послышалась из толпы.

«Все нужно менять, абсолютно все», – чем дольше Реборн пребывал в Аострэде, тем больше он ему не нравился. Вернее, не нравились ему люди – своевольный, наглый народец, обожающий яркие одежды. Впрочем, вычурность окружающего Реборна не раздражала, он признался себе, что она ему в какой-то степени даже нравится – в Глаэкоре было не найти ни таких храмов, ни домов, ни улиц. Цветы там не расцветали никогда, росли только пушистый мох, высокая трава, стойкая к морозам да куча толстоствольных деревьев, которых не выкорчевать и вовек. Все, что было возможно, там делалось из стали, которая была дешевле дерева и хорошо тесаного камня.

Некоторые горожане принялись хохотать: дочка купчихи пристроила ладони к носу и пошевелила пальцами.

– Сколько их там? – спросила Исбэль у Иды на ушко.

– Нисколько! – обиженно отозвалась та и скорчила рожицу в толпу, – Они называют меня гусеницей, пожирающей яблоки!

Исбэль поджала губы, ведь Ида действительно чем-то напоминала гусеницу: бледная, любит зеленые и желтые платья, щекастая и слегка полноватая. Но загвоздка была в другом… Леденцы, что Исбэль спрятала за пазухой, имели форму яблок. Заливаясь краской, она все же вытащила несколько штук из внутреннего кармана и поспешно всучила их Иде.

– Ладно, иди, – быстро шепнула Исбэль девчонке.

Та поцеловала Исбэль, и, повинуясь ее жесту, развернулась и быстро побежала прочь. На ходу Ида засунула один леденец за щеку, не разглядев его формы. Надеюсь, она ее простит, подумала Исбэль.

– А вы жестоки, – послышалось позади, – Но пшеничная вдова никогда не приходит с пустыми руками.

Исбэль заметила, что Реборну плохо удаются шутки, но его едкому сарказму можно было позавидовать.

– Я просто не успела…

– Подумать, – закончил за нее Реборн, – Как не успели вовремя проснуться утром? Вы задержали обоз.

Но ведь это была вовсе не ее вина. Только вчера стало известно, что после осады в замке остались леди Кастелиана с дочерью и леди Мирра, родная сестра лорда Лоурока – как залог мира между новой короной и лордами, до конца сохранявшими верность королю Дорвуду. Они проговорили до самой полуночи, пока стража не увела Исбэль в опочивальню. Тяжелые думы не отпускали девушку всю ночь, она проворочалась до самого утра и уснула только когда на горизонте забрезжил рассвет. Хорошо, когда вести везет сама королева, но вряд ли лорд Лонгривер обрадуется, что его жена понесла бастарда. А с утра… просто невозможно было разлепить глаза. Ее и будили, и отпаивали чаем, Исбэль даже попросила холодящую мазь у клирика, раз уж он больше ничего не умеет… но и она ей не помогла. Сон развеялся только к обеду.