Книга Пшеничная вдова, страница 74 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Взгляд Исбэль сделался печальным. Реборну стало не по себе от этого взгляда: в своей жизни он больше всего не любил две вещи – женских слез и дождь в ясную погоду.

Конь слегка помял копытами мостовую, высекая глухой каменный стук. Реборн вынул что-то из походной сумки на седле – черный бархатный сверток. И протянул его Исбэль.

– Что это?

– Плащ. Чтобы почтить семью трауром.

Исбэль не верила своим ушам. Руки сами потянулись к кашемировой ткани, черной, как долгие зимние ночи, но пальчики одернулись в самый последний момент. Убийца дает возможность скорбеть. Клыкастая насмешка жестокого шута. Такой шут не боится сбросить голову со своих плеч, он уже давно сошел с ума – для него шутка дороже жизни. Или, может, это очередная издевка, призванная ее проучить за что-то, чего она и сама пока еще не знает?

– Чтобы люди видели, что вам не все равно, – прервал поток безжалостных мыслей Реборн, понимая, что иначе она не возьмёт.

«Значит, всего лишь расчёт. И пусть. Все равно, что они думают и чего хотят – это только моя боль, моя скорбь и моя черная ткань».

Тонкие пальчики погрузились в мягкую, и почему-то совсем теплую ткань. Цепкая хватка, казалось, могла проделать дыры в плотном кашемире. Девушка держала плащ, словно кошка добычу, но не могла разомкнуть губ, чтобы сказать хоть слово благодарности. Реборн кивнул и тут же оседлал коня:

– Раз уж на то пошло, выезжать будем вместе. Я жду вас впереди. Надеюсь, вы не заснете по дороге.

Вороной конь удалялся по мостовой, а Исбэль душили подступающие к горлу слезы. Шумела толпа, люди жевали яблоки. Желтые, зеленые, красные и даже темно-бордовые пятна на мгновение слились воедино – разношерстный народ начал кидать цветы баорелии на мешки пшеницы. Мясистые лепестки пружинили, скатываясь на мостовую. Многие промахивались, осыпая солдат и стражу. Исбэль оглянулась: восторженные лица провожали захватчиков, а ведь еще несколько лун назад они готовы были кидаться на них с вилами, не щадя собственных жизней. Две сотни мешков пшеницы, телеги с хлебом по улицам столицы, разрешение рыбачить в море во время нереста макрели и король Бернад выиграл еще одну битву. Исбэль позволила ему это своими собственными руками – в своем стремлении сохранить жизни людей она предала память своей фамилии.

А вокруг летели цветы, и они путались в волосах. Исбэль невольно опустила взгляд на плащ. По широкой кайме, призванной облегать шею, ползли золотые буквы инициалов. Золото букв – единственный цвет, разбавлявший непроглядную черноту ткани. Это был личный плащ Реборна.

До ближайшего феода ехали две луны.

Оставлять карету – затея безрассудная, но король хотел проучить самоуверенную королеву. Ее бы пригнали потом, как только они остановятся в ближайшем замке. К удивлению короля, Исбэль прекрасно держалась на коне и оказалась весьма вынослива. Почти сутки она провела в седле, на рассвете встала вовремя и умоталась только к обеду следующего дня.

– И как же вы собираетесь отдыхать? – не без интереса спросил Реборн, привыкший к большим нагрузкам. Им нужно было успеть до вечера – намечался сильный ливень, – Нет времени разбивать лагерь. Если дорогу разнесет, задержимся мы тут надолго.

– Не беспокойтесь, мне накидают матрасов на мешки, – простодушно ответила Исбэль и у Реборна взлетели вверх брови, – Представляете, я просто прекрасно высыпаюсь на пшенице. На ней совсем не чувствуется ни ухабов, ни тряски.