Книга Цена дара, страница 43 – Данила Скит

Отделившись от нас, Якоб поравнялся с комбатом и уронил взгляд вниз — на серое на сером. Понятия не имел, что Виктору понравилось в этой унылой картине. Но говорил он так, будто знал эти места очень давно. Может быть, вырос здесь?

— Не вижу ничего особенного, — пожал плечми Якоб, — Вялая речка, одни и те же деревья… смертельная скука.

Отступив на несколько шагов назад, Виктор отстегнул от пояса оружие, вскинул руку и выстрелил Якобу в затылок. Над серыми водами пролетело резкое эхо. Увязнув в ватной влажности воздуха, оно тут же стало глуше, а через мгновение поглотило само себя. Алые кляксы вылетели вместе с пулей, попытавшись запачкать плохую картину неумелого художника. Якоб осел плавно, будто боялся удариться при падении. Пятен на картине так и не осталось.

— Кто-нибудь ещё считает, что жизнь этих железяк дороже человеческой? — спокойно спросил Виктор.

В оглохшем безмолвии я подошёл ближе. В оглохшем безмолвии опустил взгляд. Мертвые, широко распахнутые глаза Якоба уставились на струйку крови, берущую начало в ране на бледном вспотевшем лбу. Она начертила кривую линию на асфальте, поблескивая темно-красным, почти черным вместо алого. Сумерки… это сумерки превращали алый в черный. Рядом лежали треснувшие очки. Битые линзы увеличивали множество миров в неровных осколках — примерно с тысячу.

В этот момент все слилось воедино: прошлое, настоящее, будущее. Тихий ступор последних дней слетел сухой невесомой шелухой. Я кое-что осознал сейчас, иначе и быть не могло. Я будто дошел до собственных костей, прикоснувшись к ним подушечками пальцев, миновав мышцы, жилы и сосуды. Укол реальности выдернул меня из задумчивой неопределенности. Всю свою жизнь я утопал в ядовитом безразличии, безумии и ненависти. Пытался убежать от собственных демонов, и порой даже казалось, что мне это удавалось. Ещё немного, и они скроются, растают, потеряются, устав гнаться за мной. Но в итоге уставал только я. В этом бесконечном побеге мне всегда помогали наркотики, но вслед за ними приходила ещё большая толпа, еще зубастей, свирепей, и ноги у нее становились еще крепче, чтобы догнать меня. У некоторых даже появлялись крылья. Такие размашистые, что мои собственные крылья уже не справлялись — я летел, а они догоняли. Круг замыкался, и я убегал по новой, пуская по венам все больше и больше дряни. Настолько много, что я оказался здесь. Сейчас наркотиков не было. Была только эта запекшаяся черным дырка в голове большого человека, в которого так легко попасть. Удивительно, но «Венет» умудрился не промахнуться, так и не сделав ни единого выстрела. Он не промахнулся сразу в двоих.

Я посмотрел на безжизненное тело Якоба и вдруг понял, что мне абсолютно все равно. В чьей голове сейчас находится эта дырка, жив он или мертв, жив или мертв я сам. В этом мимолётным мгновении я спутал жизнь и смерть, бессмысленность и цель, растянув внутреннюю пустоту на целую бесконечность — ровно на отрезок моей прожитой жизни. И демоны, наконец, догнали меня. Ведь поэзия, музыка и голос проиграли навсегда.

Пустота, яд и бездна против поэзии, музыки и голоса… Они уже давно боролись друг с другом и рано или поздно что-то должно было победить. Пустота — то, что на самом деле всегда наполняло меня, яд — то, что разъедает меня в отравленных землях, бездна — то, что ждёт впереди. Потому что нет во мне никакого смысла. Я — ошибка системы.