Книга По щучьему велению, по Тьмы дозволению, страница 78 – Евгения Преображенская

Полыхали высокие костры. Казалось, они стали ещё выше, ярче, жарче. А вот дома стояли чёрными массивами. Странное дело: окна нигде не горели. И над всеми возвышалась жутковатая мрачная башня мельницы. Колко сияли звёзды, луна уснула, чтобы возродиться через ночь.

Памятуя об избушке богинки, Инальт поёжился и тревожно огляделся. Но нет, не черепа таращились на него с заборов. Кувшины и прочая посуда весело отражали свет костров округлыми глиняными боками.

Воздух стал как будто теплее. Инальту захотелось снять свой чёрный волчий плащ. Да и вокруг костров народ танцевал в одних рубахах и платьях. Среди прочих юноша приметил своих знакомых Иваша и Марю.

Светло-золотые волосы девушки были распущены. Жаркий воздух от костра играл с её прядями, развевал юбку тонкого синего платья. Маря кружилась и смеялась, как другие девушки. Но что-то необычайное было в её смехе и движениях, что-то нездешнее, колдовское.

Инальту захотелось присоединиться к хороводу. Но смущение сковало его ноги. Юноша недовольно потёр отросшую щетину, провёл рукой по чёрным волосам, пытаясь навести порядок. Не лучше зверя дикого казался он сам себе.

Так он и стоял, зачарованный игрой пламени, хороводом да чужим весельем. Вскоре Иваш и Маря наплясались. Втроём они прошли вдоль деревни и опробовали качели.

Ближе к ночи трое путников вновь повернули к дому старосты. Тот ещё накануне настоял, чтобы гости провели у него все три праздничных вечера.

И снова гремел пир. Рекой лилась пенная брага. Показывали пышные белые чрева хлеба, выпеченные в виде колосьев и солнца. Опохмелившиеся гости вели себя раскованнее, веселее.

Сегодня было меньше бесед и больше песен. Вдоль стен расположились музыканты с бубнами, домрами, гуслями и дудками. Под звон голосов и хлопки ладоней пели местные девицы. Но ни одна не могла сравниться с Марей.

Когда староста Кош поднялся из-за стола, все умолкли, точно дружина при появлении воеводы. Мужчина улыбнулся, оглядел собравшихся. Его пронизывающий холодный взгляд остановился на светловолосой певунье.

— Слышал я, что наша любезная гостья поёт лучше всех в Гиатайне, — изрёк староста Кош. — Прошу тебя, Маря, окажи нам честь, спой что-нибудь.

Девушка не постеснялась; видно было, что имела большой опыт выступлений. Она встала, вздохнула. Сначала тихая мелодия родилась на её нежных губах. Но постепенно она набрала мощь и силу, взвилась, точно буря.

Инальт заслушался, залюбовался. Сколько силы открывалось в этой тонкой, почти невесомой деве, когда она начинала петь. Как сияло её лицо в ореоле распущенных чуть вьющихся после косы волос, как вздымалась на вдохе грудь.

Сегодня Маря пела о лютой стуже и зиме, которая заметает леса и поля белым покровом. Но с приходом тепла её колдовство тает вместе со снегом. И сияющее жаркое торжество солнца дарит миру новую жизнь.

В её песне силы природы, стихии и времена года наделялись человеческими чертами. И не было в них ни зла, ни добра. Только вместе, держась за руки, они вращали годовое колесо.

— Славе Зиме! — закончили песню все вместе, хором. — Слава Тьме! Слава растущему Солнцу!

Люди повставали со своих мест. Мужчины сдвинули столы к стене. Начались пляски.

Странные всё-таки обычаи были у этих селян. Женщины — и молодые, и в возрасте — не покрывали голову. Многие, подобно Маре, распустили косы. Точно ведьмы, кружились они, плясали, размахивая широкими полотнами юбок.