Книга Неладная сила, страница 155 – Елизавета Дворецкая

– Во, она, бабы говорили.

Демка отвернулся, пряча лицо. От испуга и облегчения сердце билось во всю грудь. Чего он только не успел передумать за этот мелькнувший, как искра, краткий миг! Устинья… Почему же именно Устинья? Ну а кто еще – дева с Гробовища уже на нее покушалась раз, так, видать, не отстала. И если бы это оказалась Устинья… На этот жуткий миг Демка ощутил в себе силу перебить всю нечисть Черного болота, пусть бы даже сам не вышел оттуда живым.

– Что за упыри? – Ефрем нахмурился. – Откуда взялись? Этот наш… волколак туда добрался? Не полонь ведь еще.

– Не волколак, а самые упыри и есть. Сие не одно и то же, у них порода-то разная. Волколак – это кто колдун и зверем перекидывается. А упырь – это кто бывший человек, умрет, а лежать спокойно ему не лежится, вот он и бродит, ищет, из кого бы теплой крови выпить, свои жилы холодные согреть…

– Дед, это я знаю. Ты расскажи, что за упыри?

– Хоропун? – осененный еще одной неприятной мыслью, спросил Демка.

– Да если б Хоропун! Тут еще похуже дело. Знаете, кто такие братья Ливики, короля литовского племянники?

– Кто ж не знает!

– На Зеленую Пятницу дед Овсей про них на Тризне пел.

– Вот они и были.

– Да ты что! – в один голос сказали Ефрем с Демкой и переглянулись.

– Это ж былина!

– А вы что думали – былина вам лжет? – Старик почти обиделся. – В ней вся правда истинная. А кто не верил – поверит теперь. Все барсуковские отроки и девки их своими глазами видели, а было их там с полтора десятка. У одного глаза выбиты и руки переломаны, он на себе другого везет – у которого ноги оторваны, тот за его шею держится и куда идти указывает. Так и ходят вдвоем.

– Где ж они повстречали это чудище?

– Сами к ним на игрище явились, к Ясне, где гуляют всегда. Слава богу, из наших там не было никого…

Савва пересказал, что стало известно о том случае. Демкино кольцо не упоминалось: Устинья никому не сказала, каким образом обнаружила истинный облик «сыновей боярских», а остальные в темноте и при всеобщем потрясении не заметили бы и колеса тележного, не то что колечка.

– Остальные-то как… целы? – спросил Демка, не решаясь назвать имя Устиньи.

Его не отпускала холодная жуть: упыри-калеки были рядом с Устиньей, тянули к ней свои мерзкие лапы, пытались увести с собой! Хотелось бежать туда – да что толку теперь, она уже дома. А была бы не дома – тоже поздно кулаками махать. Томила жажда все время держать ее при себе, чтобы никакие чудоёжища к ней и на полверсты не подошли, но как? Для всех – он ей никто. Да и она сама не очень-то ему радуется, хоть и не смогла прямо отказаться от слова.

– Да тоже не слишком, – вздохнул дед Савва. – Лежмя лежат все. Как бы того… еще кто не помер.

Демка не заметил, как распрощался и ушел из кузницы. Все его мысли были в Барсуках. Пойти сейчас, спрашивал он себя, глядя на закатное небо. Проведать… Но идти, показывать, что ему есть особое дело до благополучия Устиньи, Демка не смел: он ведь сам ей сказал, чтобы она пока не считала себя обрученной, да и от дядьки она могла их последнюю встречу скрыть. Повадился, скажет, бегать сюда, честь мою мараешь… Да и чем он ей поможет? Если она хворает – лучше Куприяна никто с бедой не управится.

Не в силах сидеть в избе, слишком взбудораженный, чтобы спать, Демка дотемна бродил над Нивой, глядя, как постепенно гаснут вдали багряные борозды заката. Известие об упырях неизбежно подвело его к мысли: дольше тянуть нельзя. Уже несколько дней как он принес в Сумежье Славонов кладенец, но, спрятав у себя в избе, никому не показал, даже словом не обмолвился. Сперва хотел похвастаться Ефрему – тот поймет, что за сокровище! – да и поможет обработать. Очень страшно было испортить кладенец.