Книга Неладная сила, страница 176 – Елизавета Дворецкая

Устинья коснулась колечка на шее, которое не снимала и ночью. Все давно решено. В тот день, когда она приняла колечко. Или в тот вечер, когда Демка только надумал его добыть? Или… Говорят, всякая невеста для своего жениха родится, так может, доля ее была выпрядена много-много лет назад?

– Да, я пойду за тебя, – выдохнула Устинья.

– Ты будешь меня любить?

– Буду, Демка! – В этот миг она наконец решилась. – И думать я не могла, что ты и есть моя доля, а все же божья воля сильнее всего. Знаю уже: нет мне иной судьбы, кроме тебя.

– Но ты хочешь за меня?

– Хочу, Демка…

Устинья нерешительно обняла его за шею, и его вновь пронизала волна непривычного блаженства: блаженство неведомой ему до того страсти, что наполняет разом тело и душу.

– Страшно мне… – прошептала она, – дядька мой с шишигами знается, а теперь и ты…

«Я теперь – волколак», – продолжил Демка ее мысль, но только про себя. Жутко было думать, что такой ценой он получил на нее право – на Устинью, которая не так давно хотела стать инокиней, – но для него это оказался единственный путь.

Отгоняя жуть, Демка повернул лицо и нашел ее теплые губы; поцеловал ее так, как давно мечтал. Она сначала только покорилась, но потом стала немного отвечать ему; по ее телу прошел трепет, и Демка осознал, что совершенно готов немедленно закрепить свои права. Поняла это и Устинья; она отстранилась и даже уперлась в его плечи, стараясь вырваться из объятий.

– Не бойся… – с мольбой прошептал Демка.

– Пусти меня.

– Давай поскорее! Не будем осени ждать. Вот-вот Купалии – просто уйдем ко мне, как исстари делается. К чему нам вся эта хлопотня со свадьбой – у меня родни одна Мавронья, у тебя один дядька. А приданое ты, поди, лет пять как собрала. Мавронья счастлива будет тебе повой надеть – а до прочих нам нужды нет.

– Дядька хочет, чтобы ты к нам жить перешел.

– Пусть так. – Сейчас Демка был согласен жить хоть в гнезде на дубу высоком, лишь бы с ней. – Стало быть, с Купалий ты меня к себе уведешь. Согласна? То-то все удивятся!

– Да! Согласна! – Устинья снова обняла его за шею и провела рукой по волосам сзади. – Не жили мы как люди – нечего и приниматься.

Демка снова поцеловал ее и никак не мог оторваться.

– Но ты… правда любишь меня? – Не привыкнув, что кто-то его любит, а не просто терпит, он не мог в это поверить. – Не боишься? Я и сам был – не яичко красное, а теперь и вовсе… ты знаешь, кто во мне поселился.

– Я не боюсь, – тихо, уверенно сказала Устинья, не снимая рук с его плеч. – Совершенная любовь изгоняет страх. Где есть страх – любви нет, а где есть любовь – там нет страха. Но ты сейчас уходи. Как пройдет Купальская ночь, все, что с темного света пришло, обратно уйдет, тогда мы и станем жить-поживать, добра наживать… – Она оборвала сама себя и засмеялась. – Все равно никто не поверит!

– Много они знают…

– Где мой дядька? – спохватилась Устинья.

– Придет. Ничего ему не сделалось.

– Придет вдруг, а ты здесь! Еще до свадьбы по хребту наложит – скажет, честь мою рушишь…

– Ушел я, ушел. – Демка встал, заранее чувствуя тоску, что накатит, когда между ними окажется хотя бы несколько шагов. – Это теперь и мой дядька, придется с ним в мире жить…

Подойдя к двери, он толкнул ее, стал на ощупь отыскивать засов… заново поразился, как проник сквозь запертую дверь… Сейчас в нем не было этой способности, но он чувствовал, что может вернуть ее когда захочет. Тень волколака теперь всегда будет занимать логово на дне его души. И Устинья необходима ему, чтобы прочно держать этого зверя в узде. Где она – там божья власть, не даром же волколак покинул его от одного касания ее легкой руки.