Книга Неладная сила, страница 245 – Елизавета Дворецкая

– Нет, так не будет дела! – проскрипел позади Устиньи знакомый насмешливый голос.

Она обернулась: дед Замора, в черном овчинном кожухе, на вид таком же старом, как он сам, смотрел из тени кустов. Одной рукой он опирался на клюку, другую держал козырьком над глазами.

– Эту рыбу так не словить!

– А как? Дедушка, ты знаешь?

– Тут сети нужны бабьи. Возьми новых полотен да попробуй ими – не выйдет ли так?

– Полотен?

– Чего ты себе в приданое наготовила – вот того полотна возьми. В такие сети пойдет этот сом, хе-хе! Только непременно чтобы новых.

Устинья оглянулась на озеро, пытаясь вообразить, как гроб ловят полотнами. А когда опять повернулась – дед Замора деловито пробовал варево в котле, добыв откуда-то из-под кожуха старую-престарую, побуревшую костяную ложку.

– Ты того… луку медвежьего добавь, – посоветовал он. – Возле моей избы его гибель сколько выросло.

* * *

Когда незадачливые ловцы вернулись на Гробовище, Устинья хотела скорее поведать им свою новость, но угадала по хмурым лицам, что у них тоже есть новость.

– Еще труп видели, – буркнул Сбыня, встретив ее тревожный взгляд. – В осоке, к камням вынесло.

– Чей? – охнула Устинья.

– А змей-батюшка его разберет…

– Очень давно в воде, – пояснил Воята, морщась от воспоминания. – И раки объели, и подгнил…

– Кто таков, не понять, – добавил Домачка.

– Да мы так смекаем, – обронил Гордята Малой, – не Хоропушка ли это?

– Хоропун? – Устинья раскрыла глаза. – Его же навки увели весной…

– Ну а теперь, видать, как старец озеро освятил, его и выпустили.

– Много ему радости с того… – проворчал Несдич, передернув плечами.

– Теперь хоть родня его возьмет, похоронят по-людски, по-христиански, – сказал Воята. – Хотя вид у него… да.

– Помилуй, Господи, раба твоего Хоропуна. – Устинья перекрестилась. – Если отец Ефросин еще не уехал, успеет отпеть. Пусть бы кто-нибудь сбегал, сказал ему. А мы в Барсуки поедем.

Хотя находка была нерадостная, Устинью она подбодрила: еще один пленник неладной силы обрел свободу и надежду на спасение пусть не жизни, но души.

– Ты хочешь уже домой? – Воята несколько удивился, не ожидавши, что она так легко смирится с неудачей.

– Мне дед Замора советом услужил – нужно домовину ловить не сетями, а новыми полотнами. У меня приданое заготовлено – там полотна локтей с полсотни. Хватит на ловлю. Только нужно забрать поскорее. Поедемте, желанныи мои, может, еще успеем до ночи!

Домачка вызвался пойти в Сумежье и сообщить родным Хоропуна о находке тела – эту новость стоило счесть доброй, хотя мать его и Агашка, конечно, снова примутся причитать. Несколько парней остались при челноках, а Воята и Устинья на телеге поехали в Барсуки.

Деревня заметно опустела, но несколько дворов были обитаемы: не захотели спасаться в Сумежье старики и самые упрямые из жителей. Особенно унылым Устинье показался, конечно, собственный двор: в огороде над грядами строем стояли сорняки, лопухи расправили листья под тыном – никто не ходил здесь, не тревожил их. Даже Черныша пока взял к себе Чермен, вместе с знакомой псу скотиной. Только вороны скакали по тыну и каркали, возмущаясь вторжению: они уже считали этот двор своим.

Отперев избу, Устинья кинулась к большому ларю с приданым. Хоть она и думала, что пойдет не замуж, а в монастырь, приданое все равно нужно: не мужу, как игуменье поднести. Теперь она живо повыбрасывала прямо на пол сорочки, поневы, пояса, рукавицы, пока не добралась до рушников и скатанных в трубку длинных льняных полотен. Сама лен растила, сама мяла, чесала, пряла – нити тонкие, ровные, ткань хорошо отбелена.