Онлайн книга «Неладная сила»
|
Самый статный из них появился там, где висел колокол, и прочие вскинули копья, приветствуя его. Над ним колыхался золотой стяг – птица-сокол сорвался с древка и взмыл ввысь. А всадник поднял копье и метнул его в съежившихся братьев Ливиков. Яркая спышка – и двуединое чудище разлетелось в клочья, клочья еще в воздухе разом обуглились и пали на землю горстью праха. Тут заревело все упыриное воинство, видя свою гибель. Статный всадник вынул меч из ножен, указал на них – и огненная дружина устремилась вперед. Словно брошенный горящий факел, каждый врывался в черную тучу мертвой литвы, и та рассыпалась прахом от одного касания его копья, меча, даже пламенеющих копыт коня. Бор наполнился гулом, грохотом, треском; тьма и пламя смешались в яростной схватке, и ничего уже нельзя было разобрать, кроме вспышек среди мрака. Даже Миколка прикрыл глаза: ждал, что вот-вот сосны вспыхнут и бор превратится в одну огромную печь. Взметнется пламя до неба, и не уцелеет на земле ничего в этой непрекращающейся веками борьбе, борьбе-судьбе, неизбежной, как сама жизнь. Веяло жаром и острым запахом грозы, пламя жгло мертвую литву, от летящих искр начинали тлеть сосны, сухая хвоя, палые сучья. Но вот битва утихла. Пламя приугасло, стали видны очертания двенадцати всадников, а сверху лила серебряный свет луна, остужая их после пыла схватки. Искры на земле медленно гасли. Всадники выстроились перед буграми, князь стоял впереди. Трое старейшин молча поклонились им в пояс, и князь убрал меч в ножны. Шагом всадники двинулись к буграм, и каждый вошел в свое вечное пристанище. Князь Игорь Буеславич, витязи его – Радобуд, Борыня, Велебой, Станиша, Гвоздец, Деревик. А с ними Теребец, Березовец, Вязник, Твердята да Воймир. Может, при жизни у князя Игоря таких богатырей в дружине и не водилось, но про прошествии трехсот лет они, почитаемые внуками деды, обрели силу. Огненные ворота затворились, сияние погасло. Луна в желто-красном венце подтянула к себе облака и закуталась в них, собираясь спать. В Тризне воцарилась тьма, разбавляемая лишь светом звезд. Трое старейшин наконец сошли с мест, переглянулись… и заметили возле себя еще одну темную фигуру, четвертую. – А ты кто? – охнул Егорка. Его зоркий глаз видел: перед ними не живой человек, а тень, задержавшаяся возле них, когда все ее сородичи ушли. – Я – Стремил-богатырь, – тихим глухим голосом ответила тень. – Что ты здесь ищещь? Или тебя честью да местом обидел господин твой? – Ни честью, ни местом не обидел меня господин мой. Тридевятьдесят лет терплю мученье, покоя обрести не могу. Где жена моя, Талица? Я больше света белого ее любил, сильнее солнца красного, а сгубил от безумия наведенного. Ни на том, ни на этом свете мне покоя нет. Ищу ее и не нахожу нигде. Так и буду искать, пока белый свет стоит. Не видали ль вы ее, старцы мудрые? – Жена твоя нынче от страдания избавлена, – ответил ему Миколка. – Она там, где ни зла, ни обид больше нет. – Простит ли она меня? – Она тебя простила. Ты не встретишь ее больше, нет тебе ходу в то царство, где она пребывает, но да будет с тобой покой отныне. Темная тень поклонилась и растаяла. И ночь ожила, бор просветлел под лунным светом. Прошло мгновение ясной тишины, и где-то вдали, как крошечный живой колокол, серебряную трель рассыпал упорный, не желающий расставаться с летом соловей… |