Онлайн книга «Неладная сила»
|
Ай перво́ село да прекраси́вое; Ай во том сели да было три́ церквы, Ай было три церквы три соборныих. Оны жили-были да пограбили, Это-то село да о́гню придали. Ай наезжали́ в Руси́ да второ́ село, Превеликое село да прекрасивое; А во том селе да было шесть церквей, Было шесть церквей да шесть соборныих. Они жили-были да пограбили, Это-то село да всё огнем пожгли… Богу сверху видно: то и дело, со слепым упорством, ползут на Русь эти темные волны, ярятся, ломают и сносят все, что было наработано и построено. А потом Русь поднимается и могучей волной катится навстречу беде. Ай закручинился тут князь да запечалился Еще той тоской-печалью он великою. А хватил-то он ножи́що да кинжа́лищо, Кинул он ножи́що во дубовой стол, Пролетело тут ножи́що скрозь дубовой стол, Скрозь дубовый стол, стало́ в каменный пол: «Не дойдет-то им, щенкам, да надсмехатися». Ай собирает-то он силы ра́вно три́ полку, Ра́вно три полку да ведь тритысячных. Поезжает тут ведь князь да Игорь Буеславич Ай со своей со дружиной со хороброю А-й во да́лечо-дале́чо, во чисто́ полё. Первая дружина да едят-то пьют нападкою, Вторая-то шо́ломом роскатныим[42], Третья дружина ели столом скатертью. Приезжает князь да ко быстро́й реки, Ко быстрой реки да ко Смородины; Ай вырезывал-то он да три же́ребья, А три же́ребья вырезывал три ли́повых: Ай спущал-то он да первы же́ребьи На быстру́ реку да на Смородину; А которыи-то ели, пили да нападкою, Тыи же́ребьи да каменём ко дну, — Ай той-то дружины да убитой быть. Ай спущает он-то вто́ры же́ребьи На быстру́ю реку он да на Смородину; А которыи-то ели шо́ломом роскатныим, Тыи же́ребьи да о́ны вни́з быстрин, — Это тая-то дружина буде во полон взята. А спущал-то он ведь третьи жеребьи: А которы-то ели столом скатертью, Тыи-то ведь же́ребьи встречу́ быстрин, — Это тая-то дружина да весьма храбра… К этой храброй дружине, еще до начала битв показавшей себя достойнее всех, и обращался Чермен. В бору быстро темнело, за стволами сгущались тени, и казалось, здесь уже не пусто, песне внимает множество невидимых ушей. Иной раз Чермен умолкал, только играл, и, без поддержки человеческого голоса, гусельный перезвон обретал собственный язык. Три старейшины сидели почти неподвижно на вершине бугра, глядя, как наливается ночной синевой небо, слушая, как сам ветер играет хвалебную песнь воиным давних доблестных времен. И вот наконец полная луна показалась меж вершинами – безупречно круглая, золотисто-желтая, как самый лучший блин, она медленно карабкалась по крутым склонам темно-зеленых вершин и прислушивалась: кто там поет в бору? Не для нее ли? И заканчивается набег всегда одинаково, какой бы век ни стоял. Ай посадили тут-то ме́ньшого на бо́льшого, А отпустили-то да их во свою сторону. Сам же князь приговаривал: «Ты, безглазый, неси безногого, А ты ему дорогу показывай, Кланяйтесь от меня королю литовскому, Кляняйтесь да сказывайте: Ай прав ты был, Чембал-король! Многие на Святую Русь езживали, Да никто с Руси счастлив не выезживал!» Песня завершилась, смолкли струны, им ответил ветер – зашумел в вершинах сосен, те замахали зелеными руками, будто сами рвались в бой. К тому часу все почернело – и небо, и лес. Сияние луны усилилось, она, как ночное солнце, отталкивала пристальный взор. Волны небесного моря тянулись выше и ниже ее, и она плыла золотой круглой рыбой, бросая красные перья-отсветы над собой и под собой. |