Книга Неладная сила, страница 289 – Елизавета Дворецкая

Пара десятков мужиков и парней отправились в бор Тризну. Так много работников там не требовалось, но всем хотелось посмотреть, что и как. Только раз в год – во время мужских пирушек на Егория Вешнего – это таинственное и немного опасное место видело такое многолюдство. Где самый высокий бугор, было известно: тот самый, где и устраивалась пирушка с пивом и пением под гусли, тот, что был известен как «Игорева могила». За много лет бугор порос большими соснами, но от подлеска был свободен. В Тризне рубить деревья запрещалось, и мужики привезли с собой несколько бревен. Из них соорудили воротца на самой вершине бугра и к ним подвесили Панфириев колокол. Потом посидели вокруг, закусили, обсуждая события. Очень хотелось услышать, как зазвучит колокол из-под земли, но ударить в него еще было не время. «И не для вас, братцы мои, тот звон!» – сказал Егорка.

Солнце стало клониться к небокраю, а тут и дождь прошел – крупный, недолгий и теплый. Не освежил, только сделал воздух плотным, влажным и душным, как в бане. Над Несудовым полем поднялся пар, будто сама земля вздыхала, утомленная зноем. Мужики убрались восвояси, на бугре остались только трое: Егорка, Миколка и Илья Чермен. Даже Воята, как ни хотелось ему услышать голос чудесного колокола, вернулся в Сумежье: признавал, что при всей его отваге и учености ему рано видеть то, что там покажется.

Уходя, оглянулся, и сердце дрогнуло: двое седых стариков по бокам и один могучий зрелый мужчина в середине, темноволосый и темнобородый, в нарядных беленых рубахах, с широкими праздничными поясами, на вершине бугра среди леса, они смотрелись величественно и внушали благоговейное чувство. Не то святые с неба, не то деды из земли…

По небу растянулись облака: с брюха они были серовато-сизыми – от тени земли, а со спины – яркими, подсвеченными солнцем. Оттого казалось, что только подпрыгни, заскочи на спины небесного стада – и пойдешь по ним прямо в царствие небесное, открытое настежь в этот священный час, когда само небо склоняется к земле, чтобы поцеловать на ночь.

Когда в бору все стихло, Илья Чермен взялся за гусли и запел густым голосом:

Миколка с Егоркой слушали песнь о давней войне, вместе с ними пению внимали старые сосны и молчащие бугры, мох, вереск. Серые валуны настороженно высунули головы из земли. В тишине вечернего бора, без людей, старинная песнь обрела особую заклинающую силу; казалось, она, как дождевая вода, проникает в землю, стремится к корням, падает на кости погребенных и понемногу пробуждает их к жизни.

Не было мужчин, стариков, парней и отроков, что обычно слушали эту песнь, исполняемую всякий год, и она, не задерживаясь, летела прямо к тем, о ком в ней пелось. Как это почти всегда бывает, поначалу ворогам сопутствует на земле Русской успех: