Книга Знамение змиево, страница 113 – Елизавета Дворецкая

Но когда начался тот сон? Когда они с Овсеем вышли от Немыта и тронулись к озеру? Когда он показывал Овсею Панфириево писание? Когда слушал песнь про старца и золотую лодку?

– Зайди ко мне, – велел отец Касьян, когда служба закончилась и зевающие прихожане разошлись. – И книгу, что у тебя, принеси.

От последних его слов Воята, ожидавший заслуженного выговора за небрежение, внутренне вздрогнул. Отец Касьян знает про Псалтирь! Да и как ему не прослышать, если о ней болтает всё Сумежье. Даже дивно, что спросил только сейчас… Может, ждал, пока в парамонаре совесть Господь пробудит?

Но делать было нечего. Зайдя к бабе Параскеве, Воята вынул из ларя Псалтирь и невольно прижал её к груди. Расставаться с книгой по-прежнему было жалко, но ослушаться никак невозможно: все эти дни, после возвращения из Усть-Хвойского монастыря, Вояту не оставляло чувство, будто он тайком держит у себя чужое ценное добро, то есть ведёт себя немногим лучше вора. Ещё подумает кто, будто он на драгоценный оклад польстился! Псалтирь Панфириева у Власия должна храниться, изба Параскевина – не храм.

С сокрушённым сердцем и стыдом постучался он в избу отца Касьяна, вошёл, одной рукой перекрестился на образ в углу, другой прижимая к себе книгу, потом прошёл к столу и выложил утаённую добычу.

– Есть в людях молва, – медленно и веско заговорил отец Касьян, – будто в сей книге некое писание имеется, руки самого отца Панфирия…

И про это знает! Такая осведомлённость иерея Вояту удивила: он ведь не рассказывал об этом никому, кроме Параскевы и Овсея. Дед проболтался? Или тёмный глаз отца Касьяна насквозь его видит?

– Имеется, отче, – не поднимая глаз, кивнул Воята.

– Показывай.

Неуверенными от смущения руками, как в первый раз, Воята поднял тяжёлую от серебра и самоцветов крышку и стал переворачивать листы. Мелькали золотые буквицы в две строки высотой, цветные изображения. «А что если запись исчезла?» – вдруг подумал он с испугом. Всё, связанное с этой книгой, было настолько таинственным, что Воята не удивился бы, если бы она пожелала раскрыть свою тайну только одному человеку.

Но нет, вот это место. Кривые, с помарками, с путаницей букв «иже» и «наш» строки были, где положено, поверх стёртого рисунка, от коего сохранилось лишь блёкло-синее пятно чьего-то длинного одеяния.

– Читай, – велел отец Касьян, бросив на надпись беглый взгляд.

За минувшие дни Воята выучил Панфириеву запись наизусть и теперь уверенно прочёл:

– «И пребысть аз в пещерах тридать лет, молясь к Богу крепко день и нощь. И услышана бысть молитва моя. Глас бысть ко мне: иноче, рабе мой, молитва твоя вошедши на небеса прията бысть. Видех аз ангела славна, он же рек: покажу ти видение, его же ради послан есмь. Видех аз: град велий светлый из вод глубоких извержен бысть и в славе воссияхом. Рек ангел ми: аще обрящется муж честен и храбр, град извержен будет, внегда отворит ангел-вратник златых ключей небес…» Дальше ничего нет, – закончил он, почему-то чувствуя вину за эту нехватку.

Пока читал, робость мешалась в душе с надеждой. Отец Касьян не походил на человека, легко признающего свои ошибки, но неужели его не убедит даже сам старец Панфирий, повсеместно в Великославльской волости при-знаваемый святым? Тот, что ныне живёт в двадцати верстах от рая?