Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Когда солнце спустилось к небокраю, Кузьма отослал Вояту, велев приходить завтра. Миколку Воята нашёл на той же поляне; уставший от непривычной работы, он готов был прилечь прямо на земле, но, на его счастье, пришла пора уводить стадо. Как и вчера, Миколка заиграл на рожке, и из лесу потянулись коровы, козы, овцы. Монастырское стадо насчитывало не менее двух десятков голов, а содержались они в загородке, примыкавшей сзади к монастырскому тыну; к загородке вели особые ворота, так что монахини могли выйти туда прямо из монастыря. Там они доили и уносили молоко в избу-молочню; делали масло и сыр, частью употребляли сами, частью отсылали в Иномель и меняли там на хлеб и лен. Из овечьей шерсти сами выделывали себе одежду. Воята ждал за деревьями, издали глядя, как Миколка толкует с уже знакомой ему старухой-келарницей. Учтивость требовала хотя бы передать поклон матери Агнии, но та могла позвать его к себе, а попасть ей на глаза он боялся. Дождавшись, пока другая инокиня вынесет кринку козьего молока и перельёт в Миколкин котелок, пошли в избушку; пока Миколка варил кашу, Воята успел заснуть, и насилу Миколка его растолкал, чтобы покормить. Утром всё тело ломило, но Миколка опять на заре отправил Вояту в кузницу, а сам пошёл за стадом. До заката Воята раздувал меха, колотил молотом. Опять ковали заготовку, к вечеру Кузьма отрубил от получившегося куска железа две четверти, одну из них расковал в тонкие полосы. Воята тем временем приготовил смесь толчёного угля с водой, а ещё развёл водой сухую глину. Железные пластины сложили вместе, обмазали глиной, обмотали дерюгой и опять обмазали глиной, пока слой глины не стал примерно в палец. – Теперь пусть сохнет, – сказал Кузьма. – Завтра будем это греть, потом второй кусок так же, потом вместе их скрутим и прокуём. – Это ещё дня на два? – Около того, – усмехнулся Кузьма. – Ты у себя в Новгороде-то к такому не привык? Книги читать – работа почище, да? Воята и сам знал, что похож на беса подземельного – весь в грязи от угля, глины и копоти. Родной отец, пожалуй, и не узнал бы порождение своё – кадилом в лоб с испугу благословил бы… Но не собственный вид Вояту тревожил, другие мысли не давали ему заснуть даже после утомительного дня. С расстояния почти в день пути отец Касьян стал казаться куда страшнее, чем был вблизи – отсюда он виделся Вояте каким-то чудовищем, получеловеком-полузверем. Всё, что он о нём когда-либо от кого-либо слышал: о его поступках с братом Страхотой, об омертвении во время сна, о проклятье родной дочери, воспоминания о ночной схватке в алтаре, – слилось в пугающее единство. Нельзя было отрицать, что под личиной сумежского батюшки кроется чудовищный зверь, виновный в смерти немалого числа людей. С каждым днём мысли об отце Касьяне беспокоили Вояту всё сильнее. Что если, пока он здесь сидит с Миколкой и Кузьмой, отец Касьян оправился и вспомнил, кто его так отделал? И почему они сцепились? Что его ждёт по возвращении в Сумежье? Отец Касьян и правда может обвинить Вояту в попытке украсть напрестольный крест и в побоях. Оправдаться же, выкладывая перед добрыми людьми все Касьяновы тайны… Поверит ли ему кто-нибудь? О былом соперничестве Страхоты и Плескача люди знают, но всё остальное… При мысли о всеобщем смятении, недоверии, ужасе, возмущении Вояте делалось тошно. А для подтверждения своей правоты сослаться он может только на двух баб – Еленку и Параскеву, которые видели, что батюшка во сне не дышит. Но из баб какие видоки? |