Книга Знамение змиево, страница 179 – Елизавета Дворецкая

…И обнаружил себя в избе.

Сдержав привычный порыв перекреститься – креста-то нет! – огляделся.

Та изба или не та? Похожа – просторная, полная всякой утвари. Лавки, укладки, на полках горшки и кринки. В красном углу никаких икон, зато стол накрыт белой скатертью…

Взгляд Вояты дошёл до печи, и он вздрогнул, разом забыв обо всём. У печи стояла она – девушка с длинной, толстой тёмно-русой косой, перекинутой на грудь. Одетая в белую сорочку, белую вздевалку, она была подпоясана белым же поясом; ни одна живая девушка не носит чисто белую одежду, без добавления красного и чёрного, и оттого Артемия казалась душой без тела, ночным мотыльком, в чьём облике покойные являются в мир живых. Овальное лицо с высоким лбом, правильные, довольно крупные черты, большие тёмные глаза, тёмные брови с приподнятыми внешними концами, будто взгляд устремляется в полет. Эти глаза, брови, ровно очерченный гладкий белый лоб – словно верхняя половина яйца, – ясно напомнили Вояте Еленку, ещё раз подтверждая: он нашёл, что искал. От вида этого лица захватило дух, и особенно поражал взгляд из-под разлётных бровей – пристальный, строгий, полный затаённой надежды.

Мысли заметались. Что сказать ей?

И, как всегда, пока не пройдут сорок дней после Пасхи, на ум пришло принятое в это время приветствие для тех, с кем ещё не виделся.

– Христос воскрес! – мягко обратился Воята к девушке, желая этими двумя словами выразить гораздо больше.

В его голосе прорвалось затаённое ликование – не только от самой радостной вести, но и от того, что наконец-то он может сказать Артемии хоть несколько слов.

– Воскрес… – неуверенно ответила она, и от первого звука её голоса у Вояты перехватило дух.

– Воистину воскрес! – невольно подсказал он, догадываясь, что никогда в жизни ей не приходилось отвечать на это приветствие.

Последние двенадцать уж точно.

– Воистину воскрес… – неуверенно, с недоверием отозвалась она, будто эхо.

Вояте подумалось о русалках, о леших, о прочих лесных насельниках, кто не владеет речью и может только повторять чужие слова.

Вынув из-за пазухи второе яйцо – медно-рыжее, от Кузьмы с росстани, – Воята подошёл к девушке, вручил ей яйцо и, с головокружением от собственной смелости, слегка поцеловал в щеку.

Наклоняясь к её лицу, услышал, как она испуганно вдохнула, и от этого на душе полегчало – она живая! До сего мгновения Воята отчасти сомневался. Но она дышала, как всякий человек. Её щека была гладкой и чуть прохладной, как берёзовый лист. Сердце у Вояты бешено колотилось.

– Артемия! – шепнул он ей в ухо. – Тёмушка! Я за тобой пришёл.

Она попятилась, огляделась. Потом пошарила в миске позади себя, вынула что-то и подала Вояте.

В его ладони оказалось яйцо – луковой шелухой выкрашенное в буро-красный цвет, с белым рисунком в виде «бараньих рожек».

В изумлении Воята оглядел его, потом засмеялся. Не мог его не узнать: несколько помятое, с треснутой скорлупой, это было то самое «первохристосованное яйцо», которое он с таким волнением и надеждой нёс Егорке в пасхальный вечер…

Как оно сюда попало? Но как бы то ни было – залог удачи вернулся к Вояте. Теперь всё сложится. Уже увереннее он взглянул на Артемию и улыбнулся от радости. Она не улыбнулась в ответ, лишь дрогнули губы, но глаза раскрылись чуть шире, взгляд изменился – надежда в нём вспыхнула ярче.