Книга Знамение змиево, страница 201 – Елизавета Дворецкая

Пламя затрещало вокруг; на миг его охватил жар, залила вспышка ужаса – из этого огня не выйти, это смерть, – но тут же он упал и покатился по чему-то ровному, твёрдому. Ощущение жара пропало, будто жаба языком слизнула. Воята попытался вскочить на ноги, его повело, он опять упал на бок, но встал на колени, опираясь руками о пол, торопливо открыл глаза…

Перед глазами плыло, в ушах шумело, голова кружилась, и поначалу он видел только смутные пятна огненного света, но небольшие – как от горящей свечи. Потом в глазах прояснилось, и он увидел, что это и правда огонёчки на фитилях, только не свечей, а глиняных светильников, где фитилёк из пеньки плавает в масле. Три светильника стояли на столе. Воята огляделся – он был посреди избы, и вроде бы той же самой. Оконце, стол, печь, лавки – всё на тех же местах. Дверь за спиной. Но изба изменилась – как будто ожила. Вся утварь сделалась целой, хоть и не новой, но крепкой, на ровных полках выстроились горшки и туеса. Крыша выровнялась и больше не нависала над самой маковкой. Прямо перед Воятой был красный угол, в нём полочка, на ней несколько грубо сделанных деревянных божков, которые здесь даже не притворялись Богородицей и святым Николой, как во многих избах.

– Ну как – пёрышки не обжёг? – спросил тот же голос.

Воята обернулся. Жабы не было, на конике сидел молодой мужчина – примерно его лет, с тёмными прямыми волосами до плеч, с небольшой бородкой. Густые смоляные брови над глубоко посаженными глазами… Он был бы недурён собой, если бы не всклокоченные волосы и безуминка в глазах, впрочем, придававшая ему некое диковатое обаяние.

Едва разглядев его лицо, Воята дёрнулся и вскочил. Перед ним был отец Касьян, только на двадцать лет моложе. Но не успел Воята испугаться, как заметил некие отличия. Нос с горбинкой от перелома. Лицо более узкое и продолговатое.

– Т-ты к-кто?

– Орёл-батюшка Владимир на престоле золотом, – усмехнулся мужчина, и голос его был тем самым, каким говорила жаба.

– Ты не шути.

– Чего мне не шутить – я дома у себя. Неужели не докумекал? Страхота я.

– Страхота… – изумлённо повторил Воята.

Вот откуда это сходство – они же с отцом Касьяном были родными братьями! Но Вояту поразило то, что Страхота, о котором он столько слышал, всё же имеет зримый облик, может разговаривать…

– А ты кто?

– Я – Воята. Парамонарь сумежский.

– Здесь чего надобно?

– Книгу Панфириеву ищу. Апостол. Еленка его сюда отнесла, когда её отец помер.

– А тебе он зачем?

– Мне надо…

Воята запнулся. Если он скажет, что собирается вручить Апостол отцу Касьяну в обмен на рябиновый батожок, чтобы вызволить Артемию, Страхота ничего ему не даст. Не отдал ведь самому Касьяну, который уже искал его здесь, видно, догадавшись, куда Еленка может унести книгу, которую больше никто не должен видеть. Отец Касьян – Страхоте злейший враг, а до Тёмушки, братовой дочери, ему и дела нет.

– Я хочу… Великославль в белый свет вернуть.

Воята ждал, что Страхота засмеётся, но у того ничего в лице не дрогнуло.

– Это тебе не Апостол нужен, – ответил тот так же деловито, как Кузьма, объяснявший, что и как делать с поковкой. – Псалтирь нужна.

– Псалтирь у меня есть. То есть у Власия она, – поправился Воята. – Но я её уже нашёл.

– Где? – Страхота подался к нему, вытаращив глаза. – Врешь, парень! Псалтири той сто лет никто не видел!