Книга Знамение змиево, страница 224 – Елизавета Дворецкая

– И что с ним дальше будет? – спросил Воята у Егорки. – Куда денется?

– Вот будет скоро Ярила Старый… Не в одном, так в другом, а сыщет себе змий нового слугу.

– И этому никак не помешать?

Через несколько дней может появиться новый обертун. Не в Сумежье, так в Дедогоще, в Карачуне, в Навях… В деревне Котлы, в Твердятине, в Лепёшках, в Жабнах… даже в Рыбьих Рогах. И что делать? Новую рогатину идти ковать? Но что толку, если рогатина убивает лишь безвольного раба, первую жертву духа, а сам он уносится невредимым?

– Покуда змий Смок в озере живёт… – Егорка вздохнул. – Видно, никак.

Если даже Егорка не знал способа избыть беду насовсем… Но сейчас Воята был слишком утомлён, чтобы об этом думать.

Занеся седло и узду в Егоркину избушку, Воята пошёл в Погостище и завалился спать, хотя до конца долгого летнего дня оставалось ещё далеко. Заканчивалась шестая пятница великая – Катерина, совсем скоро вслед за нею придёт долгожданная Ульяния. Но сегодня у Вояты не осталось сил ни на что – ни действовать, ни разговаривать, ни даже думать.

Думать, пожалуй, будет тяжелее всего…

На другой день вся та жуткая ночь казалась сном. Воята охотно счёл бы, что так оно и есть, но кое-что не давало. Батожок рябиновый. Надо его сыскать, иначе Артемия навсегда останется птицей.

Следующий день был воскресеньем, однако церковь стояла запертая – ни попа, ни пения. Привыкшие, что каждое второе воскресенье отец Касьян служит не здесь, а в Марогоще, сумежане не обратили бы особого внимания, но удивлялись, встречая Вояту: ведь парамонаря отец Касьян в Марогощи брал с собой. А тут один уехал. Уж не вышло ли меж ними раздора, толковали бабы, вспоминая и недавний чудный случай, когда оба одновременно оказались избиты.

– Сказал, что в Ящерово поехал, – отвечал Воята на осторожные распросы об отце Касьяне.

И слегка разводил руками: дескать, больше ничего не знаю.

Сейчас лезть в попову избу искать батожок было бы неразумно, и Воята даже не смотрел в ту сторону. Честно сказать, был рад передышке. Идти надо было ночью, дождавшись короткого промежутка тьмы между закатом и новым рассветом, но Вояту передёргивало от одной мысли. Уж очень хорошо он помнил, как это было в прошлый раз: он прокрался в попову избу, уверенный, что она пуста, а тот сатана в рясе подстерегал его внутри. Нарочно, как потом додумался Воята, сделал вид, будто уехал, а сам оставил Соловейку у Егорки и тоже в темноте, будто тать, пробрался в собственный дом и сел в засаду. Знал ведь, кого ждать! И дождался – Воята пришёл прямо ему в руки. Воята обливался холодным потом, воображая, как опять войдёт в эту избу в кромешной тьме и каждый миг будет ждать, что невидимые руки вопьются в горло. И то, что последний хозяин поповой избы ныне был мёртв, не успокаивало его – совсем наоборот.

Сам вид поповой избы, закрытых ворот, куда шастала лишь старая Ираида, чтобы приглядеть за скотиной, утром подоить и выгнать корову, а вечером поставить назад и опять подоить, казался Вояте угрожающим. Дом как будто знал, что его хозяин мёртв. Со страхом Воята ждал разговоров, что-де куда батюшка-то запропастился? Однако сумежане привыкли к отлучкам своего попа, раз в месяц пропадавшего по три-четыре дня, и никто его не искал.

Слоняясь без дела, не зная, чем себя занять, Воята каждый миг ждал, что вот прибегут и скажут: отца Касьяна мёртвым нашли!