Книга Знамение змиево, страница 223 – Елизавета Дворецкая

Но пока самым трудным было держаться так, будто ничего не случилось и парамонарь просто гулял где-то с молодёжью, пользуясь отъездом священника. Воята догадался перед расставанием с Еленкой попросить её его осмотреть, но она не нашла на одежде ни единого пятна крови – длинное древко рогатины уберегло. Никто по его виду не смог бы сказать, будто он провёл ночь как-то необычно.

Подъехав к Сумежью, первым делом Воята завернул к Егорке, чтобы вернуть самострел и Дрозда. Увидев парня, Егорка вздёрнул брови и покачал головой с видом почтительного удивления, хотя Вояте показалось, что взабыль старый пастух не так уж удивлён. Когда Воята сошёл с коня и стал его рассёдлывать, Егорка подошёл и тронул его за плечо. Воята не хотел снова рассказывать о пережитом – сейчас ему хотелось забыть, заснуть, отдохнуть, а подумать обо всём этом как-нибудь потом. Лучше всего – через пару лет. Но Егорка не задавал вопросов. Своей жёсткой морщинистой рукой он взял руку Вояты и коснулся запястья, где бьючая жилка. Заглянул в удивлённые глаза парня. Посмотрел, а потом по-настоящему удивился сам.

– Он не вошёл… – в изумлении пробормотал Егорка.

И Воята понял, о чём он.

– «В сосуд твой не могу внити: отвсюду бо затворен и запечатан есть…» – повторил он.

Егорка выпустил его руку.

– Куда он полетел? – спросил Воята.

При всём нежелании об этом думать эта мысль не давала ему покоя.

– В озеро Дивное, к господину своему, – ответил Егорка то же, что Воята уже слышал от Страхоты. – Он было в тебе хотел прибежище новое найти… Не раз уж так бывало: кто прежнего обертуна истребит, сам новым сделается. Большую силу духовную надобно иметь, чтобы от него оборониться, в душу не пустить.

– Веру надобно иметь, – тихо поправил Воята, чтобы не казалось, будто он поучает старика. – «На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия».

– Молод ты для такой веры.

Воята двинул плечом и снова взялся за ремни. Он не понимал, при чём тут его лета. Вера была с ним, сколько он себя помнил. Может, он родился с ней, а может, научен был в раннем детстве. Он мало помнил такого, чтобы его учили вере, наставляли какими-то речами: он просто впитывал её из всего уклада жизни, ещё когда не понимал. Любовь к отцу и матери, почтение к дедам дали начало его вере, желанию быть с ними не только телом, но и духом, и через это единение расти. Когда же ребёнок начал что-то понимать, службы у отцовской Богородицы Людина конца, где мать пела с семьёй диакона и другими жёнами, увлекали его, наполняли восторгом и чувством, что это самое важное и самое прекрасное на свете. Но ещё прекраснее были праздничные службы в Святой Софии, проводимые епископом; для маленького Вояты это были главные события года, от них он отсчитывал зимы и вёсны. Древние книги во владычном хранилище, от одного вида которых захватывало дух; старинные греческие иконы, которые за ветхостью были убраны из церквей и держались в древлехранилище, казались ему подлинными изображениями святых, списанными с них при жизни. Он даже не думал о царствии небесном – земную его жизнь вера во всемогущество и доброту Бога наполняла таким смыслом, что он пока не желал иного. В этом и правда сказывался юный возраст.

И какое же адское создание сможет перебить эту благодетельную силу, саму основу души?