Книга Вдова на выданье, страница 66 – Даниэль Брэйн

— Прохорова Ирина, — представилась я девичьей фамилией и именем матери, чтобы ничего в спешке не забыть. Здорово, если старуха не спросит, откуда я знаю ее и ее семью. Я сошлюсь, разумеется, на Обрыдлова или Ларису, но как быстро она меня расколет. — Батюшка прихворал, а брат мал еще дела обделывать, вот я и приехала, — и кивнула на саквояжик.

Агафья Самсоновна оглядела саквояж с ненавистью, как охранник в супермаркете. Но надписи Купеческого банка она не видела и решила, что в саквояже мои немудреные пожитки или бумаги. Она снисходительно покивала, соизволила поднести чашку к губам и мечтательно прикрыла глаза.

— А добро, — похвалила она, звучно сербая чай. Было в этом раздражающем звуке что-то вроде тайного знака купеческой третьей гильдии, и мне пора к этой дичи привыкать. — Добро, матушка, ежели ты купеческая дочь, то дело батюшкино знать от и до должна! Вон я? Три брата были, да трое и померли один за другим от холеры. А мне так и досталось после батюшки все, а муж, а что муж, и его лавчонку вытащила. Макарка — тот весь в отца. Бестолочь.

Чего бы тебе тогда самой не заниматься и лавками, и торговлей, подумала я, но не спросила. Благосостояние семьи Ермолиных меня не волновало, в отличие от наших общих матримониальных планов, и я не забывала, что Лариса ставила мне в упрек сердечный интерес к Макару Ермолину.

Липочке было проще, она жила чувствами. Правда, недолго и не особенно счастливо.

— А вдова богатая? Красивая?

Как трясти чужое грязное белье, я почерпнула из сериалов, но то, что сделано халтурно, не идеальный туториал: глазами я хлопаю усердно, но искренности недостает.

— Да почем я, матушка, знаю, — неприязненно отмахнулась старуха. Чего тебе, грымза старая, вдруг не так? — Красивая, не красивая, мне с ее лица воду пить? Макарка у меня дурачок, так мне бы внуков толковых. А нет, небогатая, богатой чего у нас ловить, — и она оглянулась на дверь в коридор, недовольно зачмокала. — Была, что правда, богатая, да муж ее покойный на рядах разорился. Дурни! Как есть дурни, нет чтобы с таких, как Пахомушка, примеру брать, все князьев из себя корчат.

Она грохнула чашкой о поднос, поправила цветастый платок на плечах и нахохлилась. Потом поерзала и указала на меня узловатым пальцем:

— Про себя расскажи, матушка, откуда будешь, чем батюшка торговлю ведет? Сама в лавке стоишь, а счету обучена?

Если старуха меня уличит во лжи, это будет вообще не проблема, мало ли, зачем я явилась и почему солгала. Хуже, если войдет Пахом Прович: «Олимпиада Львовна, матушка, опять столоваться пришла». Вот тогда мне придется давать деру, и лучше до этого не доводить.

— Да я, сударыня, в лавке стою, а счету ученая, мукой мы торгуем, — невнятно забормотала я и пожалела, что не умею по команде краснеть. Но догадалась опустить руки, сложить их на коленях, потупить взор и доверительно потянуться к старухе. — Я замуж хочу, а батюшка против, матушки нашей два года как не стало, а брат да сестры еще малы. Вот как, матушка, сваху сыскать? Чтобы как вдову ту за хорошего мужчину меня просватала?

Я заглядывала в прозрачные, холодные глаза Агафьи Самсоновны в надежде увидеть там женский интерес к делам свадебным. Но старуха была таким же, как я в прошлой жизни, сухарем, сердечные томления ее не трогали. Она уставилась на меня с брезгливой жалостью, и я начала подозревать, что, несмотря на все ужимки, дала маху.