Книга Соль и волшебный кристалл, страница 35 – Эбби-Линн Норр

Произошло что-то ужасное – я это поняла еще до того, как открыла глаза. За один судорожный вдох мое тело полностью проснулось и напряглось. Я подняла голову с подушки и нашла взглядом электронные часы на прикроватном столике: час тридцать три ночи.

Моя комната была окрашена в тысячи оттенков темно-синего и черного, на ковер благодаря слабому свету звезд падала еле заметная тень. Краем глаза я отметила, что в комнате кто-то есть, и резко села; из горла уже готовился вырваться русалочий голос.

Сначала мне показалось, что это призрак из фильма ужасов – бледная девушка со склоненной головой, длинные черные волосы закрывают лицо, вся ее поза воплощает не просто разбитое сердце, но надломленную душу. Сердце у меня отчаянно заколотилось, пальцы похолодели. Я знала эту бледную сломленную женщину.

– Мама?

Мне сложно было признать, что в изножье моей кровати стояла моя сильная бесстрашная мать.

Она медленно подняла голову, волосы упали, открывая лицо.

– Прости, – прошептала она.

В глубине души мне продолжало казаться, что я сплю, потому что эта измученная и сдавшаяся женщина никак не могла быть мамой. Я вылезла из-под одеяла и подползла на тот конец кровати. Трогать ее я боялась, но еще больше боялась не трогать и продолжала отчаянно надеяться, что это сон, что я потянусь к ней, проснусь и все это окажется кошмаром.

– За что? – Я коснулась ее рук, скользнула ладонями к ее плечам, потом к шее, а она подняла голову и посмотрела на меня.

От вида этих несчастных глаз мне стало трудно дышать. Хотелось кричать.

– Запри меня, пожалуйста, – шепотом жалобно попросила мама.

У меня мороз пошел по телу.

– Что? – Я не могла поверить, что действительно это слышу. Голос мой звучал пронзительно и испуганно. Я едва его узнала, и он наполнил меня отвращением.

– Запри меня в моей комнате, – она говорила, нет, уговаривала меня русалочьим голосом, но в его мелодии чувствовался безобразный диссонанс. Меня пробрала дрожь. Когда-то ее голос был прекрасным, но сейчас казался сорванным и полным отчаяния. Он звучал не в тон.

Тут я внезапно вспомнила дневник давно покойной пани Александры Новак, и по моим жилам будто потекла ледяная вода, а голова загудела от боли. Именно об этом писала Александра. Сибеллен, русалка-прародительница Новаков, тоже просила, чтобы ее заперли, незадолго до того, как исчезла навсегда.

– Запри меня, – снова прохрипела мама. – Пожалуйста.

На слове «пожалуйста» голос ее сорвался, и меня начало трясти – я чувствовала это под коленками, в локтях и в плечах, в основании шеи.

Тут мне пришлось опустить голову, чтобы она не видела моего лица. До сих пор я еще ни разу так себя не ненавидела. Что же я за отвратительная, жалкая эгоистка, негодная и бессовестная дочь?! Я чувствовала, как гневные слезы жгут мне глаза. Сделав медленный глубокий вдох, я заставила себя расслабиться, потом подняла голову и посмотрела на маму. Попыталась улыбнуться, но, скорее всего, вышла у меня гримаса боли. Уголки губ у меня дрожали, и я надеялась, что в темноте мама этого не видит, хотя и понимала, что это самообман.

– Так, мама, пойдем на берег.

Босиком, без теплой одежды мы, словно призраки, беззвучно выскользнули из спящего особняка. Вот во что превратилась моя мама, с горечью думала я, пока мы шли через песчаные дюны к тому священному месту, где вода встречалась с песком.