Книга Соль и слезы сирены, страница 11 – Эбби-Линн Норр

Но та подозвала foniádes.

– У юго-восточной границы, – прозвучали первые ее слова в роли Государыни, – мы встретили двух обкрадывавших нас атлантов. Эния позволяла им пастись на наших землях. Но при Нашем правлении это недопустимо. Новый указ запрещает атлантам браконьерствовать в Наших владениях. Найдите тех двоих: я уверена, они вернулись. Приведите их ко мне.

Foniádes повернулись и умчались выполнять приказ. Я с трудом подавила желание вжаться в стену, когда они проносились мимо, но они меня даже не заметили.

Аполлиона стояла ко мне спиной и, кажется, была погружена в свои мысли.

– Мама. – Мой голос прозвучал слабо и растерянно в огромном зале.

Аполлиона взглянула через плечо, словно только что вспомнила, что у нее есть дочь. Распрямила плечи и подозвала меня к себе.

– Что такое, Бел?

Я хотела подбежать к ней, обнять. И, по неясной причине, у меня появилось желание дать русалочьим слезам свободно литься, пока не придет облегчение. Но Аполлиона презирала подобные «проявления слабости», как она их называла. А я больше всего на свете желала угодить матери. Поэтому подошла к ней медленно, с нарочито спокойным видом, держа руки перед собой и крепко сжав ладони.

– Что происходит? – спросила я.

Она посмотрела на меня сверху вниз – сиявшие в ее короне камни и ожерелье на шее придавали ей вид более царственный, чем у любой человеческой королевы, что я видела на картинах, когда жила на суше. Даже несмотря на ее простое платье и босые ноги.

– Я теперь твоя Государыня, – ответила она. – Иди и познакомься со своим новым домом. И не лезь в неприятности.

И все? Я смущенно заморгала.

Она положила мне руку на плечо, и голос ее слегка смягчился.

– Ты еще совсем мала и не нуждаешься в самоцвете. Когда придет время, придешь за ним ко мне. – С этими словами мать поцеловала меня в макушку – это было единственное проявление нежности с момента нашего прибытия в Океанос. – Теперь иди познакомься с сестрами-русалками. У меня много дел.

Сказав это, мать повернулась и удалилась, выйдя из пещеры через арочный проем позади трона. Я сгорала от желания пойти следом и посмотреть, что она будет делать как Государыня. Хотелось узнать все о моем новом доме, о foniádes и о сирене с синими волосами. Но больше всего хотелось быть рядом с ней, оставаться ее дочкой. Мать никогда не была идеальной. Она не слишком заботилась о моем воспитании, но по-своему любила меня. И для меня она была первой любовью; в столь юном возрасте, едва начиная осознавать собственную природу, я чувствовала горечь потери. Я жаждала вернуть Полли.

Однако этому не суждено было случиться. Самым болезненным уроком моей юности стало понимание того, что все меняется и, однажды изменившись, никогда не становится прежним, как бы нам того ни хотелось.

Как горько я сожалела о том, что обращала раньше недостаточно внимания на все, что Полли рассказывала. Сожалела, что не сохранила в памяти каждый момент, проведенный с ней, не наслаждалась каждым звуком ее голоса, не прислушивалась к стуку ее сердца в редкие моменты, когда она обнимала меня. Я утратила то, что, как мне думалось, не потеряю никогда. И никто не предупредил меня, что это так скоро случится, – даже Полли.

Случившееся с Аполлионой – ее превращение в Государыню – во многом походило на смерть. Полли умерла. Сирена, сидевшая на троне, напоминала ее внешностью и голосом, но на самом деле ею не являлась.