Книга Соль и слезы сирены, страница 10 – Эбби-Линн Норр

Одэниалис снова поцеловала ее, но теперь в шею, в ложбинку между ключицами. Потом Одэниалис прижала два пальца к этой ложбинке, закрыла глаза и опустила голову. Прошло несколько мгновений, прежде чем она снова подняла взгляд, убрала руку и присоединилась к кругу сирен. Я смотрела ей в лицо: она казалась счастливой и даже беззаботной, но, похоже, старалась не выдать своих истинных чувств. Несколько русалок, касаясь ее рук, что-то говорили ей, но я не могла понять ни слова. И теперь знаю почему: они говорили на древнем языке, который утрачен безвозвратно. Русалки благодарили Одэниалис за службу.

Полли повернулась лицом к толпе.

– Я, Аполлиона из Океаноса, смиренно принимаю коронование Солью и буду служить вашей Государыней.

«Аполлиона? – удивилась я. – Так вот как ее зовут на самом деле…»

Каким-то образом все встало на места. Это имя подходило матери куда больше, чем Полли. Меня поразило, что она не сочла достойным сообщить его ни одному из немногих людей, являвшихся частью ее жизни. Только позже я узнала, что у всех русалок два имени: с одним они рождаются, а второе Соль дает им после достижения зрелости.

Одна за другой русалки подходили к Аполлионе и прикасались к ложбинке между ее ключицами. И некоторые целовали в щеку.

Я тоже в свою очередь подошла к ней, надеясь услышать какие-то материнские слова, обещание объяснить мне позже все происходящее. Но она посмотрела на меня, как на любую другую русалку в зале, давая мне понять, что я все-таки отличаюсь от них, лишь легкой улыбкой. Она приняла мое заверение – я признала ее своей Государыней и шагнула в сторону, уступая место следующей сирене. К маме подошли все, включая foniádes. Только теперь я заметила, что не только эти грозные воительницы и Государыня носили ярко-голубые самоцветы. Они были у каждой русалки, кроме тех, кто, как и я, выглядел слишком юным.

Надеясь все-таки удостоиться внимания матери, я ждала. Сидела неподалеку на уступе, наблюдая за церемонией, и заметила сирену, непохожую на других. Однако, в отличие от foniádes, она выделялась красотой и обаянием, а не высоким ростом и устрашающим обликом.

Мое внимание привлекла миниатюрная русалка с длинными синими пушистыми тонкими волосами, которые шевелились, словно она стояла на ветру. Мне подумалось, что ее волосы легкие, словно шелк. Мелкие черты лица, острый подбородок, внешние уголки глаз приподняты. Ее глаза постоянно меняли цвет: они казались то зелеными, то синими, то серыми. Короткое голубое платье-сорочка на одной бретельке через правое плечо, простое по покрою, было экстравагантным. По сравнению с Аполлионой она выглядела крохотной – ей пришлось потянуться вверх, чтобы прикоснуться к основанию шеи Государыни, – но выглядела не менее величественно, чем новая королева.

Я провожала удивительную сирену глазами – после церемонии она пошла к лестнице, на мгновение замерла, опершись на какой-то камень, и оглянулась через плечо. Ее взгляд упал на меня. Она улыбнулась ослепительной, полной озорства улыбкой. Мгновение спустя отвернулась и исчезла в лестничном проеме. Все произошло так быстро, что я решила, будто мне почудилось. И все же она мне и вправду улыбнулась.

Когда все русалки, кроме foniádes, вышли из зала, я поднялась с каменного уступа и с надеждой бросила взгляд в сторону матери.