Книга Соль и слезы сирены, страница 12 – Эбби-Линн Норр

Я стала общей и ничей дочерью, общей и ничей ответственностью – так мне предстояло провести все оставшиеся дни моего детства.

Жизнь в Океаносе для юной сирены была безопасной, легкой и безмятежной. До начала моего первого цикла спаривания – лишь по его завершении я могла получить драгоценный самоцвет – пролетели годы.

Я знала, что сирены, даже обретшие дом в Океаносе, по природе кочевницы. Территория Океаноса была огромна, куда больше любой европейской страны, и ею управляли сирены. Однако для них в порядке вещей было, исчезнув на много месяцев, появиться, чтобы рассказать подругам о своих приключениях, и опять исчезнуть. Бродяжническая жизнь и исследование мира являются частью нашей природы.

Мало кто из хищников отваживался напасть на нас, так что мы могли свободно скитаться в одиночестве, ничего не опасаясь. Даже крупные океанские акулы редко охотились на нас, хотя лишь намного позже, благодаря одному океанографу, я узнала тому причину. Немногочисленные опасные для нас хищники так редко встречаются, что вряд ли хоть одной из сирен довелось с ними столкнуться, – я говорю о гигантских осьминогах и кракене.

Исследование подводного мира Океаноса становилось для меня нескончаемым источником радости и открытий, но не меньше увлекал и процесс изучения пещер Калифаса. Они являли собой инженерное чудо, очевидно исходно созданное природой, но затем расширенное и видоизмененное кем-то много веков или даже тысячелетий назад.

Сеть пещер внутри горной гряды была огромной, коридоры расходилась во все стороны, а также вверх и вниз. Тронный зал Аполлионы находился под самым высоким пиком Калифаса, торчавшим из воды подобно замку великана. По его покрытой буйной зеленью поверхности струились водопады, стекавшие в скальные бассейны и лагуны с кристально чистой водой, в которой водилась пища для русалок на любой вкус. Часть горных склонов плавно переходила в пляжи, другие, скальные, обрывались в океан. С самого высокого утеса виднелись соседние острова, а дальше, насколько хватало взгляда, простирались бирюзовые воды.

Я выяснила, что очень многие расщелины на склонах Калифаса когда-то были расширены и покрыты светоотражающими пластинами, которые позволяли солнечному свету проникать вглубь на десятки метров даже под воду. Правда, пластины эти почти все отвалились, и лабиринт пещер погрузился во тьму. В самых глубоких горизонтах мне встречались заросшие мхом, покрытые водорослевой слизью осколки зеркал и кусочки цветных плиток. Поломанные и заржавевшие инструменты для цементирования и укладки таких плиток и пластин валялись поблизости, словно тот, кто занимался этой работой, внезапно устал или потерял интерес к проекту и забросил его.

Мне говорили, что Океанос очень-очень древний. И просуществовал в нынешнем виде не менее пяти тысяч лет. Временами он пустовал: никто не населял залы и пещеры. Но были и периоды расцвета и строительства: его вели, как мы полагали, дальновидные и мудрые сирены. Под горами возле Калифаса имелись рудники, где все еще встречалась желтая пыль и прожилки желтого блестящего металла. Их давно забросили, и, похоже, никто не считал нужным возрождать их. Нами управляла Аполлиона, а до нее Одэниалис. И ни та, ни другая не интересовались разработкой рудников. Да и зачем это сиренам? Океанос был для нас воплощенной подводной утопией. Океан исправно снабжал нас пищей, а когда сирене предстояло отправиться на сушу в поисках партнера для спаривания, ей выделяли часть хранившихся на нижних горизонтах Калифаса сокровищ. Никто не охранял их, ведь в этом не было нужды. Сиренам не свойственна жадность, пожиравшая людей. Мы не стремились иметь больше необходимого. А драгоценности и золото, лежавшие на дне океанов, принадлежали всем нам, и мы брали то, что нам нужно, когда это требовалось.