Книга Соль и слезы сирены, страница 37 – Эбби-Линн Норр

Я проглотила последний кусочек рыбы и впилась в него взглядом.

– Я подумала то же о тебе.

Матеуш перестал жевать и уставился на меня, так широко открыв глаза, что белки стали видны почти целиком. Прошло много времени, прежде чем он наконец проглотил свою еду. Я наблюдала, как она проскакивает ему в горло.

– Ни одна женщина не называла меня красивым, – сказал он наконец. – Особы того круга и воспитания, с которыми моя мать считает для меня достойным общаться, не произносят вслух подобные вещи.

– Но они ведь так думают, – я откусила еще кусочек банана-картофеля и запила большим глотком пива.

– Полагаю, они описывают меня как «хорошую партию» и «перспективного кавалера». – В его словах прозвучала горечь. – До того, как моя компания стала процветать, те же самые женщины не удостаивали меня взглядом, встретив на улице. Я ведь сын плотника и не заслуживал их внимания. Как быстро изменилось их мнение, когда в мою сторону подул ветер фортуны!

Меня порадовал его презрительный тон.

– Так ты не связан обязательствами ни с одной из них?

Он моргнул и снова посмотрел на меня с изумлением. А потом разразился смехом.

– Ты не пытаешься выбирать выражения, русалка.

– Зачем мне это делать?

– Прекрасный вопрос, – он поднял вверх палец, – и будь я философски настроен, мог бы провести не один вечер, обдумывая ответ. – Матеуш продолжал говорить, пока мы заканчивали ужин и допивали эль, о трудностях галантной жизни. Он не раз упомянул, что хоть я и выгляжу как женщина, но веду себя иначе. Уважающая себя женщина не стала бы ужинать наедине с мужчиной и уж тем более не стояла бы без стеснения в чем мать родила перед толпой глазеющих на нее работяг.

Я не прислушивалась к его словам, наслаждаясь теплом, которое рождал во мне звук его голоса.

Наконец он спросил меня:

– А что ты будешь делать теперь, обретя свободу?

Я изумленно уставилась на него. Этот вопрос так огорошил меня, что от неожиданности ко мне вернулась способность мыслить здраво.

– Отправлюсь с тобой и стану твоей женой, – ответила я, отставив в сторону пустую тарелку.

Матеуш подавился последним кусочком рыбы, закашлялся и засипел.

Встревожившись, я встала и хлопнула его ладонью между лопаток. Наверное, слишком сильно. Он выдохнул, лицо его покраснело, и слезы полились по щекам. Я протянула ему недопитую кружку эля. Он с благодарностью глотнул и громко задышал носом.

– Нельзя так шутить, когда у мужчины полон рот еды, – просипел он, снова откашлявшись в кулак и потом постучав себя по груди. – И в таких местах, где любит общаться с людьми моя мать.

– Это не шутка, – я снова опустилась в кресло. – Тебе нехорошо?

Он снова замолчал, широко раскрыв глаза и разглядывая меня.

– Мой бог, так ты серьезно?

Мне не пришлось отвечать: мое намерение читалось на моем лице. Почему не сказать этому мужчине, что я хочу его? Это лучше, чем использовать на нем голос сирены. Я чувствовала, что нравлюсь ему. То, как он описывал женщин в своем городе, говорило о многом.

Хотя Океанос и не был мной забыт, возвращение в его пещеры и блестящие бассейны и восстановление равновесия, мира и благоденствия стало казаться мне не такой уж значимой целью. Во мне укоренилось новое желание, превозмогавшее все остальные – сделать Матеуша своим партнером, родить ребенка и жить с мужчиной, в которого я уже успела влюбиться.