Книга Соль и тайны морской бездны, страница 6 – Эбби-Линн Норр

– Мне не терпится изучить все от корки до корки. – Йозеф захлопнул крышку ящика и погладил ее. – Но сейчас я хочу, чтобы ты отдохнул.

Скрюченные пальцы Клавдия снова впились в Йозефа.

– Есть кое-что еще, кое-что… – Казалось, он подбирает слова.

– Что, папа?

– Я не хочу лишиться прощения, которое ты даровал своему умирающему отцу, – проговорил Клавдиус, – но кое-что ты должен увидеть. Сам, собственными глазами. Так будет лучше, нежели я стану пытаться описать словами…

Старик, судорожно согнувшись, зашелся резким приступом сухого кашля. Йозефу показалось, что легкие Клавдия состоят из хвороста и набиты древесными опилками.

– Ш-ш-ш. – Он взял с тумбочки стакан воды и вложил в протянутую руку отца.

Клавдиус поднес стакан к губам и жестом указал на тумбочку.

Йозеф открыл ящик и обнаружил там письмо на свое имя с адресом стамбульских апартаментов, где он не появлялся уже четырнадцать лет. Конверт оказался тяжелым.

Внутри обнаружилась связка из трех ключей: два из латуни, третий – маленький цилиндрический ключик из какого-то серого металла. Один из латунных ключей Йозеф даже узнал по необычной головке, увенчанной крохотной геральдической лилией, – он был от внешней двери лаборатории Лукаса. Вот уж где Йозефу меньше всего хотелось бы оказаться снова!

Само отцовское письмо содержало мольбу вернуться домой. Там говорилось, что Йозеф должен «…немедленно приехать. У приложенного цилиндрического ключа не существует дубликата, а жизнь висит на волоске…».

Манипулятивно и до безумия туманно.

– Чья жизнь висит на волоске, отец? Твоя? – Йозеф судорожно сглотнул. Неужели появись он тут раньше, и весь этот кошмар можно было бы предотвратить?

В памяти всплыло язвительное приветствие Хеллера.

«Ваше пренебрежение отцом на пользу ему не пошло, как сами увидите. Если бы вы вернулись домой раньше, он бы так не страдал».

– Ты должен увидеть сам, сын мой. Остальные ключи, которые тебе понадобятся, – в ящике моего письменного стола. – Клавдиус отдал Йозефу стакан с водой, и его глаза закрылись с разной скоростью. Даже зрачки у него, казалось, были разного размера.

– Тогда отдыхай. Это все, что тебе нужно сейчас. – Йозеф поцеловал отца в сухой прохладный лоб и вышел из комнаты, ощущая в кармане тяжесть ключей.

Антони разочарованно фыркнул, откинулся на спинку кресла и начал яростно тереть глаза ладонями.

– Не получается? – Я подошла к нему со спины и принялась массировать плечи.

Два дня кряду Антони просматривал на планшете фотографии из «Винтерхюр». Глаза у него стали как стеклянные и покраснели в уголках из-за того, что он их тер. Словно блокнот истрепал маленький торнадо, стол устилали исписанные листки бумаги – мой любимый пытался сделать перевод.

– Сдается мне, я не осилю, – пожаловался он уже не впервые за утро. – Я просто недостаточно хорошо владею языком, а того, кто фотографировал, интересовали исключительно драгоценные камни, а не связанная с ними история.

Я взглянула на маму. Она стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку и сложив руки на животе.

– Точно не хочешь попробовать еще раз?

– Я же говорила, солнце мое. Это написано на атлантском, а не на морийском. Хорошо еще, что кто-то из нас хотя бы видел этот язык раньше.

– Хорошо… – задумчиво повторил Антони.

Мы с мамой уставились на него. Со свежевымытыми, но так и не увидевшими расчески волосами он напоминал озадаченного ежа.