Книга Рожденная пламенем, страница 106 – Эбби-Линн Норр

Раздвижные двери отворились, и вошла мама со стаканом горячего чая из киоска «Тим Хортонс».

– На улице двадцать девять градусов, – поморщилась я. – Горячий чай – последнее, чего бы мне сейчас хотелось.

– Знаю, милая, – отозвался отец. – Но позволь маме тебя поопекать. Она все лето не могла этого делать.

– Знаю. – Сердце мое растаяло, когда мама залезла в машину и протянула мне дорожный стаканчик. Как приятно вернуться домой. Я была так занята с момента отъезда, что не успевала скучать по родителям. Но вернувшись, поняла, как мне их не хватало. Забавно это все устроено. – Спасибо, мам.

– Осторожно. Они всегда наливают кипяток!

Девяносто семь градусов, если требуется точность, подумала я, измерив температуру пальцами, прижатыми к бумажному стакану.

Пока мы ехали домой, родители расспрашивали о Венеции и о семье Басседжио, у которой я жила. Я показала в телефоне фотографии Пьяцца Сан-Марко, Большого канала, водных такси и яхт, пляжей Лидо и ночных видов на каналы, где луна, висящая высоко в небе, освещала веревки с бельем.

Пока мама просматривала снимки, я оглядывала окрестности Солтфорда. Наш квартал не изменился, но теперь казался совершенно другим. Аккуратно вылизанные газоны, одинаковые двухэтажные дома, окрашенные в пастельные и серые тона. Дети, бегающие между поливалками для газонов наперегонки с лающими собаками. Здесь было так безопасно и по-домашнему, в отличие от Венеции.

– Это который, родная? – мама повернула телефон так, чтобы я увидела фотографию Исайи, сделанную в начале лета. – Кристиан?

– Нет, Кристиан – старший. Это Исайя. – Мое сердце радостно заныло при виде бледного черноглазого мальчика. В самом начале я сфотографировала его, когда он собирал самолет «Лего» на полу у себя в комнате. Он не улыбался, а под его глазами залегли ужасные фиолетовые тени. Слезы закололи мне веки при мысли о том, как он страдал в то время.

– Боже мой, он выглядит больным, – ахнула мама, увеличивая изображение. – Сколько, ты говорила, ему лет?

– Шесть.

Она снова ахнула и цокнула языком.

– На вид ему года четыре, не больше.

– Он был не совсем здоров, когда я только приехала, но… – я взяла телефон и перелистнула на снимок семьи Басседжио, который сделала в аэропорту Венеции перед вылетом. – Но к концу лета ему стало намного лучше. Видите?

На том снимке Исайя все еще был маловат для своего возраста, но выглядел загорелым и заметно поздоровевшим. И улыбался во весь рот.

Мама взяла в руки телефон.

– Надо же, словно совсем другой ребенок. – Автомобиль слегка вильнул, и мама воскликнула: – Не своди глаз с дороги, Джеймс.

Отец заворчал и оставил попытки заглядывать ей через плечо.

– А чем он болел? – спросила она.

– Точно установить не удалось, – ответила я. Это ведь не ложь. То, что было с ним, теперь со мной, подумала я. И от этой мысли не почувствовала себя несчастной, как раньше. Вероятно, потому что больше огонь не поджаривал меня изнутри заживо.

– Хм, – мама вернула мне телефон. – Ты собираешься встретиться с подругами на этой неделе? Они все приехали?

– Еще нет. Джорджи вроде какое-то время дома, ее мама заболела, и ей пришлось вернуться пораньше. Сейчас мама уже поправилась. Мы собираемся вскоре остаться у Джорджи с ночевкой, если вы не против.

– Конечно нет, как только выздоровеешь. Тебе многое надо обсудить с подругами. – Мама кинула на меня взгляд, говоривший: «Поживем – увидим».