Книга Игры, в которые играют боги, страница 122 – Эбигейл Оуэн

55

Близнецы

Дом Аполлона на Олимпе… вроде как идеален.

Я ждала золота и солнца, музыки и философских цитат, и снаружи все так. Но внутри словно оказываешься на итальянской вилле или в месте, что максимально на нее похоже, – ну, если судить по фоткам из интернета и учесть некоторую калифорнизацию стиля.

Но до меня все это доходит с трудом. Не потому, что я вот-вот начну еще один Подвиг (и мысль об этом должна быть единственной в моей голове: я там умереть могу), но потому, что Аида сегодня не было за завтраком.

И мне не нравится, как от этого сдавливает грудь.

Белоснежные стены, изредка расцвеченные искусными муралами с пасторальными сценами, оттеняются мозаичными полами со сложными геометрическими узорами. Следуя за сопровождающей меня девой-сатиром, я замечаю гостиную, полную элегантного уюта, с низкими диванами, подушками-думками, пледами, книгами и огромным камином, способным согреть целый город.

Но дева-сатир ведет меня не туда.

Дождавшись в холле точного времени, указанного в моем приглашении, она отводит меня в комнату, напоминающую декорации исторических телешоу, где показывали древние общественные ванны или бани. На мраморных скамьях вдоль стен сидят боги, богини и их поборники. Похоже, мое назначенное время было последним. Кто бы сомневался.

Зелес стоит у стены, как молчаливый тюремный страж.

Я подхожу прямо к нему, прежде чем успеваю передумать, и копирую его позу, скрещивая руки на груди.

– Я хочу увидеть Аида.

– Нет. – Ни единого проблеска эмоций.

– Ты знаешь, что правила не были нарушены.

– Я прекрасно осведомлен, – цедит он сквозь стиснутые зубы.

– Но вы все равно его наказали?

Наконец он смотрит прямо на меня:

– Чтобы подать пример.

Я фыркаю, и где-то позади меня Зэй шипит мое имя, – предупреждение, на которое я не утруждаюсь обратить внимания.

– Вам бы сделать правила четче, если не хотите, чтобы боги находили лазейки, – отмечаю я. – Это не его вина. А ваша.

Я не даю Зелесу шанса ответить и опускаю свою задницу на последнее оставшееся свободным место на ближайшей скамье, рядом с Зэем и Гермесом. Я не киваю Тринике и Амиру. Они не официальные союзники. Последний Подвиг требовал общих усилий, и я не хочу усложнять им ситуацию с Дексом и его группой. Надеюсь, они это понимают.

– Иногда, – бормочет Гермес, – храбрость на самом деле не храбрость. Это просто глупость в красивой обертке.

– Иногда, – говорю я, – боги просто уб…

Зэй зажимает мне рот ладонью, заглушая то, что я собиралась сказать.

Открывается дверь, и появляется Аполлон. Зэй с облегчением вздыхает и убирает руку.

Бог испускает свет и тепло, и от этого комната становится уютной, как его дом. Аполлон темнее, чем его сестра-близнец, с насыщенно-черной кожей. Его свечение почти осязаемо, возле него хочется греться, как на солнышке, но больше всего меня поражают его глаза – чистое золото, как если бы он вел свою солнечную колесницу по небесам, и его глаза захватили часть лучей, и теперь этот свет пытается вырваться на волю. Я так зачарована им, что едва не упускаю вошедшую следом Артемиду.

Аполлон улыбается, и к нему невозможно не испытать симпатию.

– Приветствую, поборники, на вашем четвертом Подвиге! – Улыбка Аполлона становится шире, когда он смотрит на Артемиду. Она, в отличие от брата, неулыбчива.