Книга Игры, в которые играют боги, страница 132 – Эбигейл Оуэн

Я нахожу Нив, свернувшуюся калачиком возле груды разбитых машин.

Она сидит на земле, прижав колени к груди, и раскачивается, всхлипывая от боли и бормоча одно и то же снова и снова:

– Нора умрет, если я не выиграю. Умрет. Умрет.

У меня, скорее всего, остались секунды, прежде чем птицы выследят меня. Я пытаюсь взять Нив за плечи, но она кричит и вырывается. У нее нет флага Силы, а значит, она тонет в боли, как я – в страхе. Вот только она свою боль не контролирует. Может, потому, что у нее также не хватает флага Разума… Смятение и боль.

Услышав птицу, вырывающуюся из металла неподалеку от нас, Нив кричит:

– Птицы! Птицы!

Потом начинает уползать через тоннель в мусоре.

– Надо прятаться, – бормочет она.

Я хмурюсь, когда она скрывается из виду. Мне остаться? Или бросить ее и бежать, ведь я уже потеряла время?

– Сука. – Я падаю на колени, чтобы последовать за ней.

И в этот момент одна из птиц срывает флаг Силы с моей руки.

Боль – как будто кто-то поднес паяльную лампу к каждому нерву в моем теле – проносится через меня, и я кричу в голос. Но мои мозги все еще при мне, и, пусть каждое движение превратилось в мучительную пытку, я заставляю себя ползти за Нив.

Страх велит мне сдаться. Просто лечь здесь и умереть от боли, раздирающей меня на части.

Я лезу все глубже, заставляя руки и ноги двигаться, и не останавливаюсь, пока не нахожу Нив. Она скорчилась в металлическом мусорном баке, лежащем на боку, она снова раскачивается и бормочет про Нору, кем бы та ни была. По лицу Нив катятся слезы.

Я вползаю внутрь и лежу очень, очень тихо. Если не двигаться, боль не так уж и сильна. Но птицы продолжают скрежетать снаружи, и страх растет, вспухая во мне вместе с роем сомнений. Что, если мы обе застряли здесь – в боли, страхе и смятении? Что, если птицы не дадут нам уйти? Что, если я не смогу выбраться, не говоря о нас обеих?

В любую секунду я тоже могу начать раскачиваться и бормотать. Я закрываю глаза и начинаю мурлыкать под нос, сосредоточившись на одном образе.

Аид.

Так же внезапно, как и начался, металлический скрежет снаружи стихает, и я приоткрываю один глаз. Что, птицы из кошмарного апокалипсиса убрались?

Каждый нерв воет, чтобы я остановилась, но я умудряюсь развернуться и начинаю ползти, постанывая от каждого движения. Нив хватает меня за щиколотку. Я немедленно ору, и у меня уходят все силы на то, чтобы меня не стошнило. Нив с шипением отшатывается, тряся ладонью. Да. Прикосновения для нас болезненны просто пипец как.

– Еще рано, – шепчет Нив.

Она пытается пробиться через смятение?

Я жду. Но Нив сидит тихо.

– Готова? – шепчу я.

Она моргает, глядя на меня так, будто забыла, что я здесь, и понятия не имеет, о чем я говорю.

– Можешь следовать за мной? – спрашиваю я.

Снова моргание, и, возможно, Дух соперничества, дарованный ей Аресом, вступает в силу, поскольку голубые глаза Нив на секунду проясняются, и она кивает.

И мы ползем.

Когда мы возвращаемся в проход, я заставляю себя встать, хотя все тело трясет от этого усилия.

– Не дай себя увидеть, – отрывисто говорит Нив.

С глубоким вздохом она резко выпрямляет в стороны сжатые в кулаки руки, и броня – яркая бронза, усеянная звездами, – накрывает ей грудь, плечи и все тело до бедер. Прочные наручи и поножи сияют серебром. Нив кричит – скорее всего, от прикосновения к коже, – но, несмотря на это, начинает движение.