Книга Игры, в которые играют боги, страница 17 – Эбигейл Оуэн

Как только мы оказываемся внутри, созданные богом тайные комнаты, из которых состоит наше логово, немедленно освещаются светом синего неугасающего огня. Говорят, сам Гермес даровал Ордену этот огонь, чтобы тот освещал логова по всему миру.

Бун снова включает телефон.

– У тебя есть здесь сигнал? – спрашиваю я.

– Я спер у Феликса пароль от вайфая. – Он кладет телефон на пол, и мы оба останавливаемся, чтобы снять сапоги.

Закончив, я убираю свои сапоги и фонарик на полку, открытую для всех заложников на входе и выходе. Бун все еще ковыряется, а я разглядываю его склоненную голову. Он не был обязан помогать мне прятаться от Шанса.

Бун смотрит в телефон:

– Похоже, Гермес сделал выбор.

Я сглатываю и спрашиваю:

– Вор?

Бун щурится на экран и качает головой.

– Зэй Аридам?

Я делаю паузу.

– Где я раньше слышала это имя?

Бун переворачивает телефон, чтобы показать мне, и, естественно, имя проезжает на фоне картинки, а я наконец соображаю, почему оно мне знакомо. На прошлом Тигле, сто лет назад, человек по имени Матиас Аридам был выбором Зевса. Он так и не вернулся. Вообще, тогда не вернулся ни один смертный. Но и семьи получили благословения сверх меры.

Аридам. Та семья получила благословение и переехала подальше от всех, кто был с ними знаком. Совпадение? Не думаю.

– Вот все и выбрали, – говорит Бун. – Надеюсь, в итоге все смертные вернутся домой.

Он сейчас явно в меньшинстве, поскольку мы все еще наслаждаемся результатами кучи благословений, потому что из последнего Тигля никто не вернулся. Я не говорю этого вслух.

– Готова? – Бун поднимается на ноги.

Я глубоко вздыхаю:

– Конечно. Почему нет?

Мой желудок падает в яму, когда я вижу, что Бун собирается ответить на мой совершенно риторический вопрос, но из динамиков телефона раздаются шокированные вопли, и мы оба переводим взгляд вниз.

– Какого…

Мы таращимся на экран.

– Милосердные преисподние, – бормочу я.

Перед входом в храм Зевса воздвиглась огромная клубящаяся колонна красного пламени, выбрасывающая в небеса столб черного дыма. Только один бог оформляет свой выход именно так.

Аид.

Держу пари, он и правда осматривал храм тогда именно для этого. Ну конечно, мне так повезло. В тот единственный раз в моей жизни, когда я решила подойти к этому месту, я наткнулась на него.

– Что он-то задумал? – бормочу я, игнорируя брошенный на меня вопросительный взгляд Буна.

– Приветствую, живущие смертные. – Голос Аида не гремит. Он течет. Желудок сводит от острого узнавания этого характерного, непостижимо текучего голоса.

– Как вы все знаете, недавно я потерял любимую – мою милую Персефону.

Я плотно зажмуриваюсь.

Персефона. Его мрачно и страстно любимая царица – Персефона.

Его мертвая царица.

Я вздрагиваю.

– В ее честь… я тоже выберу себе поборника, – объявляет он.

Твою мать. Аид не участвует в Тигле. Фактически он даже не входит в число главных олимпийцев. Здесь, в Верхнем мире, бродят слухи, что это потому, что он и так царь мира Нижнего и остальные в пантеоне не хотят давать ему еще больше власти, так что ему не позволено становиться еще и царем богов Олимпа.

Волна ропота от толпы вокруг храма становится достаточно громкой, чтобы ее было слышно в прямом эфире.

И смертный, которого он выберет. Быть избранным богом смерти… фу. Мне в целом плевать, чем боги заставляют заниматься тех, кого выбрали в поборники, – но этому конкретному смертному будет просто полный атас.