Книга Игры, в которые играют боги, страница 18 – Эбигейл Оуэн

Аид дарит толпе ленивую улыбку:

– И мой выбор…

Внезапно густой черный дым закручивается у моих ног, наполняет помещение, и мгновенное ужасное понимание начинает прогрызать дыру у меня в животе. Я вскидываю голову, чтобы уставиться на Буна, который пялится на меня в ответ, и глаза его расширяются от ужаса.

– Лайра?

О боги.

– Да вы издеваетесь, чтоб…

Дым полностью скрывает меня, и перед глазами чернеет. Всего на секунду. Как будто я медленно моргнула, а когда зрение возвращается, то я уже не в логове и не смотрю на все это на крошечном экране.

Вместо этого я стою у входа в храм Зевса в рассеивающемся облаке черного дыма, пахнущего пламенем и серой, а рядом со мной стоит Аид.

Этот ублюдок вытащил меня сюда в самый неподходящий момент, посреди фразы, и мои губы завершают то, что я уже начала говорить:

– …меня.

Эти два слова падают в шокированную тишину, которая царит над храмом и всем Сан-Франциско. Возможно, над всем миром, мать его.

Аид улыбается мне хитро и крайне довольно, как будто я ничем не могла порадовать его больше, чем этими идиотски непристойными словами. Потом он берет меня за руку, поднимает ее и поворачивается к толпе.

– Лайра Керес!

8

Шуты судьбы

«Мне конец. Конец. Конец по полной программе».

– Не делай этого, – шепчу я, втягивая голову в плечи и надеясь, что никто не прочтет по губам и не услышит, как я фактически умоляю Аида меня отпустить. Мы все еще стоим перед толпой, ожидая незнамо чего.

– Уже все сделано. – Ни уступчивости. Ни жалости.

Он наконец-то сообразил, как меня наказать. Наверняка дело в этом. Как же мне не везет с мелочными богами и этим клятым храмом.

– Улыбнись, звезда моя, – приказывает Аид мягко, но настойчиво. – Весь мир рассматривает тебя перед тем, как я тебя заберу.

И тут вдруг вспышка, путающая восприятие, а вслед за ней немедленный удар грома, от которого у меня звенит в ушах… и рядом с нами встает кто-то еще.

Зевс.

Нынешний царь богов, жадный до власти. Мне нравится считать его нарциссичным карапузом.

Как и в случае с Аидом, с этим богом невозможно ошибиться: бледные кудри, как будто вставшие дыбом, формируя ореол надо лбом, странным образом не заставляют его светлую кожу казаться выцветшей. На вид ему нет и тридцати… А Аид выглядит еще младше, несмотря на то что старший из них. Видимо, не врет народ про хорошие гены и физкультуру. Но Зевс слишком миловидный, на мой вкус, хоть и говорят, что на его коже остались шрамы от Анаксианских войн. Что-то насчет Гефеста и вулкана.

Он одет в безупречный костюм-тройку, сплошь белый, только галстук зеленый – и кажется, что у него с шеи свисает водоросль.

Надменным взглядом – глаза настолько голубые, что в них почти больно смотреть, – он окидывает Аида с головы до ног.

Если бы я не так старалась не обделаться от ужаса из-за собственного положения, меня бы позабавила комическая смесь раздражения и ярости, искажающая ангельские черты Зевса. Выходит, красота, даже богоподобная, оборачивается уродством из-за гадких мыслей.

Толпы, усеявшие склон горы, мост и предместья города, взрываются воплями при его появлении.

– Тигель тебе не интересен, брат, – говорит Зевс с улыбкой, и голос его грохотом отдается по всему мысу, когда он начинает заигрывать со своей аудиторией.