Книга Игры, в которые играют боги, страница 181 – Эбигейл Оуэн

Его разрывает на части чувство вины. Так не пойдет.

– Похоже, что… – Я облизываю запекшиеся губы. – Ты… часто… заботишься… о душах… в последние… дни.

Выражение его лица меняется, и мое сердце тяжело бьется от странной комбинации раздражения и нежности на его лице.

– Надеюсь, ты не слишком влияешь на меня, – говорит он. – Вечно бегаешь и пытаешься спасать других.

– Упаси… небеса. – Я пытаюсь усмехнуться, но смешок превращается в кашель, от которого боль вспыхивает во всем моем теле. – Но… не… волнуйся за… мою.

– Что?

– Мою душу. Мне… нравится… здесь, внизу.

– Охренеть, – мрачно бормочет Аид.

– Если собираешься это делать – делай, Фи. – Голос Харона достигает меня через тени. – Давай сейчас, прежде чем сойдет эффект от твоей крови.

Прохладные руки задирают на мне рубашку. Возле моей кожи воздух странно холодный. Я смотрю вниз и издаю стон от этого вида: моя рана не только не закрылась – она выглядит как яма темной плоти, как будто меня проело кислотой. Как Исабель. Только иначе. Черная паутина вен ползет от раны по сереющей плоти во все стороны.

Я не врач, но даже я понимаю, что дело плохо.

– Это будет больно… – Аид даже не заканчивает предупреждение, прежде чем вылить содержимое чаши на рану.

Агония и пламя. В тысячу раз хуже, чем ожог от дракона. Я в жизни не кричала так громко; звук вырывается из моего горла, тело выгибается на кровати, как будто пытается сбежать от самого себя. Аид не останавливается. Он льет больше и больше. Потом переворачивает меня, чтобы вылить еще на выходное отверстие на спине.

Я кричу, пока голос не срывается в хрип, а потом наступает тьма и обрушивает меня в себя так быстро, что это похоже на дикий полет по реке из водопада Аида на Олимпе.

– Нет! Лайра! – я слышу, как кричит Аид.

Но я слишком глубоко в темноте, и в первый раз я проваливаюсь в полное, истинное забытье.

82

Его звезда

Когда я снова открываю глаза, в голове уже не стоит туман и хоть все тело задеревенело и болит от долгого лежания, но никакой другой боли я не чувствую. А еще с меня сняли почти все трубки, так что это тоже к лучшему. Вместо Аида у моей постели сидит Харон и читает любовный роман. Я улыбаюсь. Не думала, что ему такое нравится.

– Хорошая книга? – хриплю я.

Он опускает ее и усмехается мне, а я моргаю. Боги и впрямь невероятно прекрасны.

– Я все спорил, называть тебя Спящей Красавицей или Белоснежкой.

Видимо, река Стикс сделала свое дело, и кровь Аида сохранила мне жизнь. Едва-едва, судя по ощущениям.

Прошло еще несколько дней или… сколько там. Я сейчас не особо слежу за временем. Помню только обрывки, но хотя бы в них не было боли, лихорадки и даже бреда. Только утомление по мере исцеления тела.

– Но ведь обе эти сказки – про смертный сон?

– Отсюда и споры. – Харон кладет книгу на столик рядом с креслом. – Учитывая твою бледность и волосы цвета воронова крыла, я склоняюсь к Белоснежке.

– Гефест может быть охотником.

Харон смеется:

– А Афродита – злой королевой?

Я качаю головой:

– Она не хотела, чтобы все обернулось так скверно.

Я видела, как она плакала до припухших глаз по бабушке Дэ. Эти эмоции были настоящими.

– Хм-м… А прекрасный принц? – Взгляд Харона становится острым, любопытным – и вовсе не праздным. – Похоже, у тебя есть несколько вариантов.

Нет смысла отрицать.

– Один – призрак, который любит меня только как друга. А второй – бог. Вряд ли у любой из этих перспектив есть будущее.