Книга Игры, в которые играют боги, страница 203 – Эбигейл Оуэн

«У тебя сейчас есть поводы волноваться посерьезнее, Лайра».

Пол Колизея – тоже из стекла, но абсолютно прозрачного – позволяет увидеть туннели внизу, где содержались гладиаторы и заключенные перед боями и судами наверху. Каменные колонны тоже заполнены стеклом, они поддерживают плоскую поверхность здесь, на уровне стадиона, но я могу рассмотреть то, что похоже на несколько уровней или этажей, которые вместе составляют…

Лабиринт.

Со множеством уровней.

Я смогу, мать вашу! Я выросла в лабиринте – в туннелях под городом. И провела все детство, исследуя его уголки.

Это я смогу.

Тут я могу победить!

– Нет! – это кричит Триника. Ужас искажает ее черты, и она отшатывается от чего-то за моей спиной так быстро, что врезается в Зэя, и они вместе чуть не падают. Но это привлекает внимание всех остальных, и мне приходится зажать рот ладонью, чтобы не сблевать своим чаем с тостом.

Там на пиках торчат головы поборников, которых мы потеряли, – с землистой кожей, мутными мертвыми глазами и ртами, открытыми будто в беззвучном крике.

Нив. Исабель. Но еще бабушка Дэ… и Бун.

Его мертвые холодные глаза смотрят на меня.

– Это иллюзия, – говорит Джеки.

Она знает точно, потому что умеет смотреть сквозь иллюзии и чары. Я узнала об этом, потому что она в открытую использовала свой дар во время Подвига Геры: Деймос и Фобос никак на нее не повлияли.

Я с отвращением смотрю на головы. Иллюзия, как и многие ужасы, которые мы перенесли, но эффект от этого не менее реален. Как от пламени дракона. Я знаю, что Афина этим ходом влияет на наш разум. Знаю, но не могу это так оставить. Особенно когда Рима молча дотягивается до трясущейся руки Дэ.

Я оборачиваюсь к Афине с рыком, который заставил бы гордиться даже Аида:

– Ты чудовище.

Весь стадион ахает и, клянусь, единым движением подается назад. Потому что они знают. За такое заявление меня должны проклясть так, как могут только боги и богини.

– Убей ее! – кричит в затихшей толпе какой-то бессмертный с дрянным чувством справедливости.

– Что не так с Дексом? – слышу я справа бормотание Джеки.

Рядом с ней Декс подпрыгивает на цыпочках и бубнит нараспев: «Убей ее, убей ее», пока Рима не пихает его локтем.

Больше никто не поддерживает этот призыв.

Афина еле заметно улыбается.

– Война и знание жестоки, их сложно выиграть, сложно завоевать, и вы, смертные, похоже, не способны это принять. И все же они существуют. Неизбежные, неотвратимые и необходимые, как дыхание.

– Не обязательно должно быть так, – возражаю я. Мне уже так и так кранты, какая разница? – Только чудовища, изверги, намеренные невежды и демоны делают мир таким.

Она слегка опускает подбородок, в глазах сияет расплавленное золото.

– Назови меня чудовищем еще раз, маленькая смертная.

Уверена, больше всего ее разозлила часть про «невежд».

Я умудряюсь держать рот закрытым, но не отвожу взгляда от богини, сжимая и разжимая кулаки.

Ее улыбка становится самодовольной. Насмешливой.

И только это заставляет меня мысленно сдать назад. Она что же, хочет, чтобы я нарвалась на нее? Твою мать, кажется, именно так. Она хочет, чтобы я дала ей повод наказать меня так, чтобы даймоны не приняли это за вмешательство. Чего она не хочет, так это того, чтобы я участвовала. Поэтому и Бун здесь.

Должно быть, Декс рассказал ей о том, какую сделку я предложила… и почему.