Книга Игры, в которые играют боги, страница 205 – Эбигейл Оуэн

Я ничего не вижу, но они ползут по мне.

Спасибо, Орден воров, за мучительные тренировки, означающие, что насекомые меня не парят. Я видела, каких пауков использовала Афина. Ничего смертельного. Больно, если они будут кусаться при таких размерах, но моя плоть не сгниет. Закрыв глаза и рот, задержав дыхание, я выпрямляю ладони, прижимаю пальцы друг к другу и этими плоскими «лезвиями» плавно провожу вдоль предплечий, сбивая с себя пауков. Внезапный укол боли в шею заставляет меня дернуться, но, хвала богам, это не Подвиг Артемиды с приступами страха, боли и смятения, потому что это был бы куда больший отстой.

Заставляя себя двигаться осторожно, я сбиваю и этого паука. Но через секунду мою лодыжку снова что-то колет – менее болезненно, через штанину.

Я хмурюсь. Они не должны меня кусать. Я не веду себя враждебно. Я не извиваюсь, не кричу, не двигаюсь и не давлю их. Это не агрессивные пауки.

Я пячусь, продолжая их смахивать. Еще один укус в бедро. И они прибывают. Их все больше и больше. Это нападение.

Как будто запланированное.

У меня подскакивает пульс, адреналин бьет в кровь, и мне приходится контролировать дыхание: пауки залезают мне на лицо. Я пячусь быстрее.

Я все еще пытаюсь не проявлять агрессии по отношению к ним, но еще один укус – и я понимаю, что это не работает. Я ставлю руку поперек груди и мощным взмахом стряхиваю с рук как можно больше пауков. Одновременно с этим поворачиваюсь и бегу, дергаясь, вздрагивая и шлепая по себе.

Обратно на солнце, и мимо, и во тьму на другой стороне. Но не все так плохо. По крайней мере, я вижу, куда бегу.

Писки, щелканье паучьих жвал и топотанье лапок по стеклу за моей спиной – самые жуткие, мать его, звуки. Я бегу и бегу, хотя мне в ноги впиваются еще два укуса. Мои негромкие возгласы отражаются от стекла. Размахивая руками, я стряхиваю пауков, спринтуя по коридорам, и пофиг, куда я бегу. Поворот за поворотом. А пауки бегут за мной.

Так не пойдет.

Резко поддернув рукав, я пробуждаю лиса и пантеру, которые спрыгивают с моего предплечья и бегут рядом со мной уже настоящими.

– Помогите!

И тогда тарантул как будто ползет под самую мою плоть, и, учитывая, с чем я имею дело, я от этого едва не срываюсь на хрен. Но смотрю вниз и вижу, что паучиха бешено мне машет.

Она хочет, чтобы ее выпустили. Конечно, как я могла забыть испытание Афродиты?

Я касаюсь ее, и она спрыгивает с моего тела. Но в этот раз вырастает за пределы нормальных размеров для ее вида. Топотанье за моей спиной наглухо останавливается, эту тишину можно пощупать руками. Я даже торможу, спотыкаясь, и оборачиваюсь. Моя паучиха, настолько большая, что заполняет весь туннель, смотрит сверху вниз на где-то тридцать пауков разных размеров, от моего кулака до большой собаки. Их нет на стенах туннеля, только на полу, но они покрывают его, как движущееся, ерзающее черно-коричневое море, и их глаза – все глаза – прикованы к моему тарантулу.

Она шевелит хелицерами и вибрирует. Несколько пауков тоже двигаются, как будто машут друг другу. Кто-то скребет придатками, издавая царапающий шум. Другие щелкают или пищат, и в воздухе разносится вибрация, которую я просто чувствую. Она скользит по моему телу невидимыми волнами.

Они общаются.

Понятия не имею, что им говорит моя паучиха, но в итоге они убегают в другом направлении. Моя самка тарантула уменьшается, чтобы повернуться в туннеле головой ко мне.