Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 21 – Михаил Воронцов

Торума-Пек поднял руку, и шаман умолк. Долгая пауза повисла над берегом. Вождь переводил взгляд с Ермака на шамана, потом на Алыпа. Наконец произнёс:

— Мы выслушаем всех на совете старейшин. Здесь, при всём роде, при свете священного огня. Но сначала развяжите шамана. Он член нашего рода и имеет право предстать перед советом свободным.

Ермак кивнул одному из казаков, и тот подошёл к Кум-Яхору и ножом разрезал кожаные путы. Шаман поднял руки, потирая запястья. На его лице появилась торжествующая усмешка.

— Я же говорил тебе, Ермак, — произнёс он по-русски, достаточно громко, чтобы слышали казаки. — Мой народ знает мне цену. Они за меня.

Но Торума-Пек резко перебил его:

— На совете ты дашь ответы на все обвинения, Кум-Яхор. Если они ложь — русские заплатят за оскорбление. Если правда — ответишь ты, и ответ будет суров. Закон рода не знает пощады к предателям.

В глазах шамана мелькнула тревога, тут же скрытая за маской уверенности. Он поклонился вождю:

— Я готов предстать перед советом. Правда на моей стороне, и духи — мои свидетели.

…Солнце потихоньку скрывалось за верхушками елей. В сгущающихся сумерках стойбище стало ещё более чужим и враждебным. Женщины разжигали большой костёр в центре поселения — там должен был собраться совет.

От решения старейшин зависела не только судьба шамана, но и хрупкий мир между казаками и вогулами. А может быть — и наши жизни.

Со мной два ножа — засапожный и на поясе, и еще пистолет. Но помогут ли они, если что-то пойдет не так — большой вопрос.

* * *

Сумрачный лес обступил поляну со всех сторон. Высоченные ели тянули к небу свои мохнатые лапы, а между стволами клубилась темнота. В центре поляны возвышалась юрта хана Кучума, украшенная старинными узорами и увенчанная полумесяцем. Вокруг неё полукругом стояли юрты поменьше — жилища знати и военачальников.

Кучум восседал на расшитых подушках перед входом в свою юрту. Годы и невзгоды иссушили его лицо, превратив его в маску из морщин и шрамов, но взгляд остался ясным и твёрдым, как клинок. По правую руку от него сидел Карачи-мурза — человек средних лет с умным и хитрым лицом и аккуратной бородкой. Он слегка откинулся назад. По обе стороны разместились другие советники: седобородый Али-бек, молодой и горячий Тимур-мурза, хмурый военачальник Байтерек. Все они украдкой поглядывали на пустое место среди них — там обычно сидел Якуб-бек.

На лицах татар было написано ожидание.

Причем явно не очень радостное.

Тишину нарушили шаги. Из леса вышла процессия — два десятка воинов с мрачными, словно высеченными из камня, лицами. Они шли медленно, размеренно, и в их поступи чувствовалась тяжесть горя и решимость. Впереди шагал глава рода Тагрулы, Сагидулла, старый седой воин. В руках он нёс окровавленный пояс, украшенный серебряной вышивкой — пояс его младшего сына Мурата, павшего в недавнем бою с казаками Ермака на Иртыше.

За Сагидуллой шли его родичи: старший сын Ибрагим с перевязанной рукой — он пострадал в другой схватке, раньше, но рука до сих пор не зажила; брат Сагидуллы, одноглазый Юсуф; молодой Рустам, потерявший обоих родителей в походе. Каждый нёс что-то из вещей погибшего родича. Все оружие казаки забрали с собой в качестве трофеев.

Процессия остановилась шагах в двадцати от ханской юрты. Воины молча начали раскладывать вещи перед ханом. Вскоре перед Кучумом выросла целая груда — безмолвное свидетельство катастрофы.