Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 45 – Михаил Воронцов

Ведь все именно так, да? Царь и Годунов и вправду такие, подумал Черкас, заставляя себя не сомневаться в успехе. Они помогут!

Перед самым порогом Грановитой палаты Черкас ещё раз потрогал мешочек с печатями — как воин щупает эфес перед битвой, убеждаясь, что оружие на месте — и, перешагнув высокий порог, поклонился. Стрелец за его спиной плавно, почти беззвучно закрыл дверь.

* * *

От автора:

Взял небольшую паузу в динамике, сделал одну главу с большим количеством описаний «немного под старину». Не знаю, правильно ли поступил, но что есть, то есть! Она, в принципе, очень атмосферная! Я старался!))

* * *

Палата ошеломила великолепием. Своды высотой в три человеческих роста были расписаны библейскими сценами — там Самсон раздирал пасть льву, Давид шёл на Голиафа, Иисус Навин останавливал солнце. Стены покрывала золотая резьба такой тонкой работы, что казалось — это не камень, а застывшее золотое кружево. Окна — узкие, высокие — были забраны не слюдой, а настоящим стеклом, через которое лился дневной свет, преломляясь в хрустальных подвесках паникадил. Пол устилали ковры такие толстые, что нога утопала, как в мягком мху.

В дальнем конце палаты, на возвышении в три ступени, стояло кресло. Резное, крытое алым бархатом, с золочёными львами на подлокотниках. В нем сидел человек лет тридцати пяти, бледный, с жидкой русой бородкой, в тёмном кафтане, расшитом жемчугом. На голове — шапка с образками святых, в руке — чётки янтарные. Это был царь Фёдор Иоаннович, сын Грозного. Как не похож на отца! Взгляд кроткий, отрешённый, устремлённый куда-то поверх головы Черкаса, словно царь видел что-то иное, недоступное простым смертным.

Рядом с креслом, чуть позади, стоял другой человек — высокий, плотный, с окладистой тёмной бородой, в парчовом кафтане цвета спелой вишни. Лицо красивое, правильное, но с той печатью властности, которая делает красоту грозной. Глаза карие, внимательные, изучающие — смотрели прямо на Черкаса, и от этого взгляда по спине пробежал холодок. Борис Годунов. О нем и говорить не надо, всё написано в его осанке, в повороте головы.

У стен палаты выстроились бояре — человек десять в дорогих одеждах, все с золотыми цепями на груди, с перстнями, сверкающими при каждом движении. Лица надменные, холодные, оценивающие. В углу, за небольшим столиком, сидел дьяк с пером наготове — записывать каждое слово. У дверей застыли четверо стрельцов в парадной форме — алые кафтаны расшиты золотом, бердыши начищены до зеркального блеска.

— Государь, — начал окольничий, выступив вперёд, — по твоему повелению привёл казачьего сотника Черкаса Александрова, что от атамана Ермака с вестями о взятии Сибирского царства прибыл.

Царь Фёдор медленно перевёл взгляд на Черкаса, словно с трудом возвращаясь из своих дум. Улыбнулся слабо, по-детски почти, и тихо, еле слышно произнёс:

— Казак… Из Сибири далёкой… Бог послал…

Борис Годунов чуть наклонился к царю, что-то шепнул. Фёдор кивнул и замолчал, перебирая чётки.

— Говори, сотник, — произнёс Годунов, и его густой, уверенный, привычный повелевать голос наполнил всю палату. — Государь слушает. Что атаман твой Ермак велел передать? Какие вести из-за Камня несёшь?

Черкас сделал три шага вперёд, как положено, и опустился на одно колено. В голове пронеслось — вот он, миг, ради которого проделал путь в полторы тысячи вёрст, терпел холод, голод и опасности.