Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 61 – Михаил Воронцов

По кругу прошел одобрительный гул. Многие переглянулись: то, что парень уже пытался говорить по-русски, было добрым знаком.

— А православие примут? — крикнул кто-то из задних рядов.

Ермак покачал головой:

— Не сразу, братцы. Сперва пусть себя покажут. А там, глядишь, и к истинной вере придут.

Митька Черкашин, молодой казак из донцов, сплюнул в снег:

— Нехристи они, атаман. Как нам с ними в одном строю стоять? Они ж своим богам поклоняются!

— А татары в Москве на государевой службе — они все крещеные, что ли? — парировал Семён Волк, десятник. — Главное, чтоб верные были да в спину не ударили.

Споры разгорались всё жарче. Остяки молча слушали, ловя каждое слово, хотя понимали не всё. Их лица были спокойны, но в глазах читалось напряжение — они знали, что решается их судьба.

— Довольно! — рявкнул Ермак, и все притихли. — Голосуем. Кто за то, чтоб принять их на испытание?

Большинство рук поднялось вверх. Я тоже поднял руку — видел, как эти парни работали: дрова валили, снег расчищали. Толковые ребята.

— Кто против?

Человек десять подняли руки, включая Митьку и ещё нескольких самых набожных. При этом отец Тихомолв, как ни странно, был за то, чтоб их принять, но высказываться не стал. Может, специально не хотел давить авторитетом. Не знаю, правильно ли он сделал.

— Большинство за, — подвёл итог атаман. — Теперь слушайте условия.

Он повернулся к остякам и заговорил громко, делая паузы, чтобы Юрпас переводил:

— Хотите быть с нами — давайте клятву. Не предавать товарищей, не уходить к врагу, делить с нами и хлеб, и смерть. Согласны?

Остяки переглянулись. Рослый парень кивнул. Юрпас перевёл, и все пятеро хором повторили слова на своём певучем языке. В голосах их звучала твердость.

— Теперь знак дайте, — продолжил Ермак.

Он достал из-за пазухи небольшое Евангелие и положил на пень. Рядом воткнул в снег саблю.

— Положите руку на что хотите — на святую книгу, коли не боитесь, или на оружие, в знак готовности воевать вместе с нами.

Двое сразу подошли и положили руки на саблю. Ещё двое последовали их примеру. А рослый парень неожиданно шагнул к Евангелию и осторожно коснулся переплёта. По рядам прошёл удивлённый шёпот.

— Смелый, — пробормотал казак рядом со мной. — Не побоялся чужого Бога коснуться.

После клятвы Матвей Мещеряк вынес каравай и солонку. Ермак отломил кусок, обмакнул в соль и протянул первому остяку:

— Ешь. Хлеб-соль вместе есть — значит, свои люди.

Остяки по очереди отламывали хлеб, макали в соль и ели. Потом казак принёс ковш с медовухой, и каждый отпил по глотку. Рослый парень закашлялся, но допил.

— А теперь последнее, — сказал Ермак. — Лука, подь сюда!

Из толпы вышел наш начальник стражи. В руках он держал охапку поношенных, но крепких тулупов и шапки.

— Вот вам казачья одежда, — пояснил Ермак. — А служба ваша пока простая: в караулы к Луке. Покажете себя — примем в полные казаки. Не справитесь — не обижайтесь.

Лука смерил их взглядом:

— На стене ночью холодно. Замёрзнете — ваша беда, хотя вы лучше нас знаете, что такое сибирская зима. Заснёте на посту — выпорю, хоть новенькие вы. Понятно?

Юрпас перевёл. Остяки закивали. Рослый парень даже выговорил по-русски:

— Понятно… начальник.

Казаки засмеялись. Произношение было ужасным, но старание оценили.

— И запомните, — добавил Лука. — На стене команды простые: «стой», «кто идёт», «тревога». Выучите быстро, а то беда будет.