Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 64 – Михаил Воронцов

Я отложил готовую винтовку в сторону и взялся за следующую заготовку. До весны нужно было собрать хотя бы несколько таких. У нас будет оружие, способное изменить ход сибирского похода. Винтовки, которые бьют дальше и точнее всего, что знали эти земли.

Огнестрельному оружию не привыкать менять ход истории — поэтому я надеялся, что так произойдет и у нас, в этих краях.

* * *

…Снег скрипел под широкими остяцкими лыжами, оставляя за тремя фигурами длинный извилистый след среди заснеженных елей. Черкас шёл первым, прокладывая путь через глубокие сугробы. За ним, тяжело дыша, двигался маленький Микита — казак щуплый, но выносливый, как степная лошадка. Замыкал цепочку Кондрат — великан с широкими плечами, на которых покоилась увесистая котомка с остатками провизии и вещами.

Шёл очередной день пути. Воспоминания о неудаче у Строгановых и на приеме у государя иногда, но уже ненадолго. Всё это осталось позади. Впереди был Кашлык — их Кашлык, отвоёванный кровью и порохом у хана Кучума. Ещё несколько дней перехода через тайгу они увидят дымы над острогом, услышат знакомые голоса. Эта мысль грела лучше костра.

— Сотник, может, привал сделаем? — прохрипел Кондрат, опираясь на шест. — Ноги уже не держат, да и сумерки скоро.

Черкас окинул спутников взглядом: Микита осунулся, глаза запали; Кондрат дышал тяжело, пар клубился в морозном воздухе густыми облаками.

— Ещё немного пройдём, — решил сотник. — Чует мое сердце, найдем удобное место.

Не успели они одолеть и полверсты, как Кондрат поднял руку. Широкие ноздри раздувались — принюхивался.

— Чуешь, сотник? — негромко спросил он. — Гарью тянет. И ещё чем-то…

Черкас уловил странный запах — сладковатый, церковный, с глухой примесью тошнотворной вони. Кровь, что ли? За время пути чувства казаков обострились, стали почти звериными.

— Пожарище, может? — неуверенно сказал Микита.

— Не так пожарищем пахнет, — покачал головой Черкас. — Пойдём глянем. Осторожно.

Они свернули с намеченного пути, двигаясь на запах меж стволов. Лес стоял глухой: ни крика птицы, ни шороха ветвей. Даже вороны держались в стороне, их карканье доносилось издалека, глухо, будто из-под купола.

Первым странное место заметил Микита. Он резко остановился, и Черкас едва не налетел на него.

— Господи Иисусе… — прошептал казак, осеняя себя крестом и дальше пошел медленно и осторожно.

Меж елей и берёз возвышался сырой настил из окорённых брёвен, приподнятый на невысоких столбах. На почерневших досках виднелись тёмные пятна — от крови и от выжженных знаков. Повсюду виднелась слипшаяся зола, кусочки воска от множества свечей; жирные пятна на древесине блестели даже в сумерках.

На ближайшей берёзе казаки заметили вбитые косо железные гвозди — грубые «ступени» вверх по стволу. Под ними на коре выжжен знак — не то колесо, не то кривой крест; от одного взгляда на него делалось не по себе.

Черкас молча обошёл настил. В стороне, прислонённая к старой ели, стояла перевёрнутая икона на грубо отёсанной доске. Лик был изуродован — процарапан крест-накрест, глаза выколоты. Рядом торчал из снега грубый идол-чурбан, весь в ножевых насечках; угадывались человеческие очертания, но искажённые — с тяжёлой головой и скрюченными конечностями.

— Поганое место, — выдохнул Микита и отступил.

Черкас подошёл к толстому пню неподалёку. На обрубке — глубокие следы верёвок, кора содрана до древесины. Кого-то здесь держали. Думать, для чего, не хотелось.