Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 84 – Михаил Воронцов

Кучум кивнул, явно довольный услышанным. Он еще раз окинул взглядом требушет, потом перевел взгляд на все еще горящую степь.

— Карачи, выдели ему сотню человек. Пусть строит. И обеспечь всем необходимым — деревом, железом, веревками и всем остальным. К первой траве хочу видеть много таких машин. И смолу с жиром пусть люди добывают. Как можно больше!

— Будет исполнено, великий хан, — поклонился мурза. — Буду смотреть, что делается, каждый день. Такого оружия Сибирь еще не видела.

Алексей тоже поклонился, а затем начал деловито начал отдавать распоряжения работникам на татарском языке, которым он владел весьма хорошо.

Ветер усилился, разнося по степи черный дым от догорающих костров. Снег вокруг них растаял, обнажив мертвую почерневшую землю. Кучум еще долго стоял, наблюдая за этой картиной разрушения, и улыбка не сходила с его обветренного лица. В его воображении уже полыхал Кашлык, горели дома изменников-татар, что приняли сторону казаков, метались в огне и дыму ермаковы стрельцы. Сегодня он поверил в свою победу больше, чем когда-либо за последние дни.

Солнце клонилось к закату, окрашивая заснеженную степь в кровавые тона. Зловещий требушет высился на фоне алого неба как грозное предзнаменование грядущей беды. Его длинная тень падала на землю, словно черная стрела, указывающая путь к Кашлыку.

* * *

…Я зашёл в свою стеклодувную мастерскую. Зима в покорённой столице Сибирского ханства тянулся медленно. Я вернулся к своей недавней идее о том, что нам необходима своя сибирская «валюта». Нужны были «стекляшки», как презрительно называли их в моём времени, но здесь, в шестнадцатом веке, они станут драгоценностью для остяков и вогулов.

Толкнув тяжёлую дверь, я вошёл в тепло. Печь, сложенная местным мастером по моим указаниям из речной глины и камня, уже раскалилась — Семён, молодой казак, один из тех, кто был приставлен мне в помощники, с утра подкидывал дрова. В углу громоздились мешки с речным песком, который мы намыли ещё осенью, пока Иртыш не встал. Рядом — короба с золой от костров, горшки с поташом, который выварили из древесной золы по моей памяти.

— Максим, — кивнул Семён, — печь готова, как велели. Тигли проверил — целые все три.

Я подошёл к рабочему месту — грубо сколоченному столу, где разложил свои «сокровища». Медная стружка, наскобленная с котлов и старых блях — её охотно отдавали казаки, не понимая ценности. Железная окалина из кузни. Горстка свинцовых обрезков — это уже труднее было добыть, пули берегли, но кое-что перепало от переливки. Каменная крошка — яшма с берегов Иртыша, растёртая в пыль между двумя камнями. И мой особый секрет — высушенные до хруста травинки степного ковыля и перья уток, что били казаки на обед.

Первым делом я занялся подготовкой шихты. В деревянной ступке растирал песок с золой и поташом, добиваясь однородности. Песок наш был не чистый — с естественными примесями железа, что давало стеклу зеленоватый оттенок. Это я понял ещё при первых плавках, когда вместо прозрачного стекла получал бутылочно-зелёную массу. Теперь использовал это как преимущество.

— Семён, подай-ка тот тигель, что поменьше, — велел я, засыпая первую порцию шихты.

Работа с добавками требовала особой осторожности. Я не кидал медную стружку прямо в расплав — так она либо сгорала, либо оседала комками. Вместо этого делал фритту — предварительную смесь. Брал небольшую порцию уже готового стекла, растирал в крошку и аккуратно подмешивал к ней медную пыль. Эту смесь осторожно прогревал у края печи, давая частицам «познакомиться» с жаром. Только потом добавлял к основной массе.